Выбрать главу

— Если о вражеских подводных лодках до сих пор ничего не слышно, — вступил в разговор комиссар Середа, — и, возможно, пока их вообще нет в нашем районе, — то немецкие мины представляют реальную и серьезную опасность. Не так ли, Сергей Яковлевич? — повернулся он к командиру батареи.

— Безусловно, — согласился Мошенский. — Еще в ночь на 22 июня немецкие самолеты пытались заминировать выход из главной базы, и только мощный огонь, которым встретили врага наши зенитки, помешал фашистам осуществить их намерение.

— Как же! — воскликнул Середа. — С первого дня войны фашисты решили запереть корабли Черноморского флота в главной базе. Это факт. И в любой день можно ждать массированного удара с воздуха по нашим кораблям.

— Да, опасность велика, — строго подтвердил Мошенский, сдвинув густые черные брови. — Немцы всякий раз изменяют конструкцию мин.

Мошенский вспомнил, как в первый же день войны подорвался мощный буксир, тащивший на внешний рейд плавучий кран, хотя весь район до этого был протрален.

— Мины оказались неконтактными, — напомнил Михаил Лопатко.

— Верно, — подтвердил Мошенский. — Но вскоре одну из поднятых мин разоружили, секрет немцев был разгадан, а потом был создан специальный трал.

— К сожалению, — заметил комиссар, — его применение не полностью устранило опасность.

По хмурому взгляду старшего лейтенанта было видно, что минная опасность волнует его. В штабе ОВРа ему прямо сказали — особенно неблагополучны подходы к Севастополю. Но это ведь означает, что и выход кораблей не менее опасен. И как бы продолжая свои размышления, Мошенский жестко сказал, обращаясь к командирам батарей:

— Мы не в праве даже на мгновение ослабить бдительность. Бдительность — двадцать четыре часа в сутки! Прошу вас, товарищи, разъяснить это своим людям строжайшим образом.

— Будет исполнено, товарищ старший лейтенант! — поднялся Лопатко.

— И еще одна задача, вероятно, самая беспокойная, — защита Качинского аэродрома от воздушного налета и перехват вражеских самолетов, особенно миноносителей. Тут все зависит от универсальных установок лейтенанта Хигера и зенитных автоматов лейтенанта Даньшина.

— Простите, Сергей Яковлевич, — опять вступает в разговор Середа, — я хочу, чтобы наши командиры помнили, — и комиссар поворачивается к Хигеру и Даньшину, — хотя оружие вам вверено, так сказать, самое совершенное, но успех все же решать будут люди. И я хочу подчеркнуть важность сказанного командиром батареи. Обостренное внимание, настороженность наблюдателей, быстрота и точность в работе наводчиков — вот залог успеха. Услышать, увидеть вражеский самолет как можно раньше — вот что важно… Говорю об этом, товарищи, исходя, так сказать, из собственного опыта. Учиться должны все постоянно. Матросы, старшины и вы сами. Знать не только свое оружие, но и за что воюем, почему воюем, во имя чего готовы отдать жизнь, если потребуется. И тут должны сказать свое авторитетное слово вы, товарищи командиры.

В тринадцать часов прибывают специалисты из штаба ОВРа и Морского завода, чтобы подтвердить техническую готовность батареи. Дотошно проверяются все механизмы, установки, аппараты, системы.

Командиров же и старшин волнует, как пройдут первые стрельбы. Должен прилететь тихоходный самолет с рукавом-мишенью, и никому не хочется опозориться в присутствии гостей. И вдруг наблюдатель Михаил Бойченко оповещает о появлении вражеских самолетов.

Играют сигнал боевой тревоги.

Командный пункт Семена Хигера на боевом мостике, у дальномера. Мгновенно получив данные для стрельб, Семен командует:

— Правый борт, курсовой сорок, прицел семьдесят пять, целик сто двадцать, трубка двадцать шесть, гранатой… орудие зарядить. Залп!

Вот как получается — вместо своего тихоходного, тянущего в качестве мишени «рукав», налетают вражеские «юнкерсы».

Вступают в бой и автоматические пушки Николая. «Юнкерсы» сразу же отворачивают, и Николай видит, как отрываются от самолетов бомбы, летящие наискосок в море.

Николай проводит ладонью по лицу. Он все еще бледен, и на лице выступает пот, как после тяжелого физического напряжения. Все происходит так быстро. Заряжающие убирают гильзы, на мостик поднимается комиссар Середа.