Доминик и Менно находились по другую сторону стеклянной стены от подопытного, рыхловатого паренька-украинца по имени Джим Марчук. Менно нажал кнопку интеркома.
— Джим, попробуй снова. Какую фразу ты только что думал? Произнеси её вслух.
— «Пройти по жизни в нынешнем мире — значит отдать всё, что есть».[22]
— Ладно, всё верно. Теперь снова — но про себя, хорошо? Снова и снова.
Менно знал, что гарнитура большая и неудобная и слишком громоздкая для применения в бою. Она состояла из модифицированного футбольного шлема с десятком прикреплённых к нему электронных устройств, каждое размером с колоду карт, и толстого пучка проводов, соединяющих их с аппаратурой, установленной на столе позади кресла, в котором сидел Джим. Но если они сумеют заставить прототип работать, миниатюзизация и подгонка будет уже задачей инженеров минобороны.
Менно и Доминик пялились в дисплей осциллоскопа, показывающий реконструкцию сигналов, переданных гарнитурой. График выглядел как толстая полоса, занимающая почти всю высоту экрана; это было больше похоже на белый шум, чем на что-то осмысленное.
Дом постучал пальцем по висящим на стене над осциллоскопом распечаткам двух предыдущих подопытных. На них была единственная хорошо различимая линия с чёткими всплесками и провалами. Под графиком он записал красным маркером фонемы, соответствующие паттернам.
Менно покачал головой.
— Не могу даже сказать, когда он заканчивает одно повторение и начинает следующее.
Доминик потянулся к кнопке интеркома.
— Джим, спасибо. Теперь просто помолчи минуту, хорошо? Ничего не говори, ни вслух, ни про себя. Просто сиди спокойно, ладно?
Джим кивнул, И Доминик с Менно снова повернулись к осциллоскопу, который показывал такую же активность, как и раньше.
— Откуда, по-твоему, приходит этот шум? — спросил Доминик.
— Не знаю. Ты уверен, что оборудование не перегревается?
Доминик ткнул пальцем в экран телеметрии.
— С ним всё в порядке.
— Ладно, может быть, этот пацан просто уродец. Давай проверим ещё кого-нибудь.
Менно был одет в тяжёлое зимнее пальто; на Доминике был ярко-синяя лыжная куртка, на которой всё ещё висел пропуск на подъёмник с горнолыжного курорта. Было три часа дня, стояла морозная погода, и солнце уже было на полпути к горизонту. Они шли вдоль Мемориальной Авеню Вязов, обсаженной деревьями с обеих сторон дороги, ведущей из кампуса Форт-Герри к шоссе Пембина. Менно любил деревья и ненавидел войну. Будучи психологом, он понимал, что эта конкретная часть университета является физическим воплощением когнитивного диссонанса, который он ощущал, работая на минобороны. Авеню Вязов в 1922 году было посвящено студентам и сотрудникам Сельскохозяйственного колледжа Манитобы, погибшим в Первой мировой войне; два с половиной года назад, в 1998, это посвящение было также распространено на павших во время Второй мировой и Корейской войн.
— Пентагону не понравится микрофон, которым сможет пользоваться только половина его солдат, — сказал Доминик; вместе со словами изо рта вырывались клубы пара. — По какой-то причине он не работает с некоторыми людьми; почему они производят весь этот шум у себя в слуховой коре, я теряюсь в догадках. Ну, то есть, если бы они жаловались на звон в ушах, это имело бы смысл. Или если бы слушали супергромкую рок-музыку, или что-то вроде этого. Но эффект, похоже, совершенно случаен.
Менно задумался над этим, пока они шли мимо каменной плиты с табличками посвящения.
— Нет, — сказал он в конце концов. — Не совсем случаен. Ты прав в том, что у большинства из нашей группы подопытных нет этого фонового шума, однако если рассмотреть только подопытных из групп, где преподаю я — Джим, Татьяна и остальные — то у большинства из них шум есть, и…
— Что?
Менно продолжал идти, скрипя утоптанным снегом под ботинками.
— Фоновый шум… — сказал он, осторожно следуя за идеей, словно она была кроликом, который удерёт, если его спугнуть. — В слуховой коре… — Его сердце забилось быстрее. — Наблюдаемый преимущественно у изучающих психологию.
— Ну, я всегда говорил, что студенты-психологи несколько странные.
— Тут дело в другом, — ответил Менно. — Психология привлекает определённый тип студентов: тех, которые пытаются разобраться в себе. Это, знаешь ли, дешевле, чем ходить к психотерапевту.
Новое облако замёрзшего выдоха:
— И что?
— А то, что они, очевидно, всё время о чём-то размышляют, что-то переживают, чему-то удивляются. — Он почувствовал, как приподнявшиеся брови сталкиваются с краем вязаной шапочки и понизил голос, словно если говорить тише, то идея покажется менее безумной. — В фоновом режиме. Это не шум. — Он покачал головой. — Это — Господи! Это внутренний монолог — поток сознания! Это постоянный фон нормальной жизни, все те вещи, о которых ты думаешь про себя: Интересно, что на обед? Вот те на, сегодня что, четверг? Надо не забыть заехать в магазин по пути домой. Эти мысли — артикулированные мысли — тоже состоят из фонем. Они никогда не произносятся даже шёпотом, даже одними губами. Но это всё равно слова, состоящие из фонем. Так что вопрос не в том…
— Вопрос не в том, — подхватил Доминик, неожиданно останавливаясь под голыми древесными ветвями, — почему у некоторых людей есть фоновый шум в слуховой коре. Вопрос в том, почему у большинства людей его нет.
10
Я вошёл в лекционный зал в очень удачно названном Тайер-билдинг [23] ; ряды первокурсников поднимаются передо мной почти к потолку. Некоторые выглядят как огурчики даже сейчас, в этот ступорный утренний час, но у большинства на лицах до сих пор следы безуспешных попыток проснуться. Тим Хортонс [24] явно сделал сегодня утром отличный гешефт: у половины студентов на откидных столах его красные картонные стаканы с кофе.
Я засунул руки в карманы своих чёрных джинсов и прошёл к кафедре.
— Итак, дамы и господа, начнём с шутки. Остановите меня, если вы её уже слышали. — Я улыбнулся и дождался, пока всё их внимание сконцентрируется на мне — по крайней мере, внимание тех, кто обычно его проявляет. — Такой вопрос: почему дорога была перейдена утками?
Я продолжаю улыбаться, но никто не засмеялся. Через несколько секунд я заговорил снова:
— Тяжёлая публика, — эта реплика, по крайней мере, заслужила нескольких смешков. — Кто предложит концовку?
Девица европейской внешности с длинными рыжими волосами в третьем ряду начала было говорить «Чтобы попасть на…», но замолчала, по-видимому, сообразив, что этот ответ подходит к нормальной формулировке вопроса «Почему утки перешли дорогу», а в данном случае лишён смысла.
Я пробую снова:
— Кто-то ещё? Почему дорога была перейдена утками?
Азиатского вида парень в пятом ряду складывает руки на обтянутой футболкой «Виннипег Джетс» [25] груди.
— На это невозможно дать ответ, профессор Марчук.
— Почему?
Тон его голоса указывает на то, что свой ответ он тщательно обдумал.
— Ну, у нас ведь занятие не по английской словесности, — это тоже заработало несколько смешков, — однако ваша шутка в пассивном залоге. В ней не происходит никакого намеренного действия, поэтому некому присвоить мотивацию типа «чтобы попасть на ту сторону».
22
Making your way in the world today takes everything you’ve got — строки из заглавной песни сериала «Весёлая компания» (
23
Здание названо в честь Уильяма Тайера, бывшего декана отделения гуманитарных наук; его фамилия — Tier — означает «ярус».