А теперь зададимся вопросом: что может стать для нас сравнимым чудом через 100–150 лет, чудом для нас, обыденностью для будущих поколений? Я задавала этот вопрос в различных ситуациях людям разных возрастов и разных профессий. Самые осторожные и, по-видимому, самые правильные ответы давали умудренные опытом ученые. Эти ответы, высказанные в различной форме, можно свести к одному универсальному виду: ответить на этот вопрос невозможно. Чудо предсказать нельзя. То, что предсказуемо, уже не чудо. Эта точка зрения кажется тривиальной, но ее особенность в том, что она отражает характер ученого. Вспомним историю слабых взаимодействий, как для объяснения взаимодействия легких частиц было предсказано существование очень тяжелых частиц. Это, как сказал руководитель протонного суперсинхротрона Джон Адамс, было похоже на то, «как если бы вы, с силой ударив друг об друга пару карманных часов, вместо россыпи шестеренок обнаружили вдруг дедушкины настенные часы» [53, с. 240]. И «дедушкины настенные часы» были обнаружены. И, с точки зрения ученых, это не чудо, это обыкновенная работа физиков. А что касается чудес, то их с легкостью придумывают дети и писатели-фантасты.
С точки зрения детей, через 100 лет, может быть, не надо будет учить уроки. Съел таблетку от английского — и получил пятерку, съел таблетку от физики — и все знаешь. «У меня сейчас болеет бабушка, — сказала одна девочка, — я ее очень люблю. Может быть, через 100 лет будет такой прибор, похожий на стеклянный шар, куда посадят больного, включат приборы, и на экранах появятся сигналы. Эти сигналы примет ЭВМ и передаст их более сложному прибору, который сработает, как надо, и устранит причину болезни».
А один двенадцатилетний мальчик, услышав вопрос, задумался и очень обстоятельно стал рассуждать о том, что вряд ли нужно ждать каких-либо чудес через 100 лет. Он говорил о том, что человеческое общество развивалось и будет развиваться очень неравномерно. Когда человеку многого не хватало, он много изобретал. А теперь человек сделал так много, что дальше, во всяком случае в технике, все будет идти по «пути совершенствования, и только». Ну, например, через 100 лет у самолетов не должно быть крыльев, да и пилотов тоже, и все будет автоматизировано. Люди сядут в самолет без крыльев, диспетчер нажмет на кнопки, и самолет сядет в точно установленном месте, в точное время, независимо от погоды и курортного сезона. Но это не чудо, а завтрашний день. В общем, все будет совершенствоваться, и все изменится примерно так же, как изменились автомобили от первых смешных моделей до современных лимузинов. Они ведь очень непохожие внешне, а двигатель все тот же, даже когда его ставят поперек. Вот так.
Уже один ответ этого мальчика, который с девяти лет занимается программированием, является чудом для наших предшественников. В конце своих серьезных рассуждений мальчик вдруг звонко рассмеялся и сказал: «Вчера мы отладили нашу новую программу окончательно. Знаете, был такой физик Резерфорд. Ну и намучился он, пока обстреливал атомы и понял, что внутри атома сидит ядро. На нашей машине это получается запросто. Так вот, мы отладили всю программу, и у нас оставалось полчаса машинного времени. А наш учитель Геннадий Анатольевич, по прозвищу Зеленый, заставлял нас для верности прогнать программу еще раз. Но мы-то знали, что это ни к чему, и ввели в машину процедуру высветить тысячу раз слово „зеленый“, а Геннадий Анатольевич смотрел на экран дисплея и каждый раз говорил: „И все это я должен терпеть, и все это я должен терпеть“. Может, он и сказал бы это тысячу раз, да его позвали к телефону». Для этого мальчика электронные часы и дискетки компьютера так же привычны, как для нашего послевоенного поколения заводные мотоциклисты и бумажные елочные игрушки. Он хочет стать биофизиком, когда вырастет: «Живая природа интереснее кристаллов, но сначала надо изучить физику и перенять ее опыт. Надо же человеку когда-нибудь заняться изучением самого себя».
Здесь я не могу не вспомнить еще один ответ на вопрос о грядущих чудесах. Это ответ одного высохшего от времени и забот старого индуса, который всю свою жизнь принимал роды у своих соплеменниц и никогда не покидал своей маленькой деревни близ Джайпура. Он отвечал на мой вопрос не торопясь, играя четками.
Говорил он примерно следующее. Человек одновременно начал создавать орудия труда и охоты, рисовать и ваять, сочинять песни и сказания, строить жилище. Со временем все менялось и орудия труда, и жилище, а сказки не менялись. Просто потому, что в сказках человек мечтал, а мечтал он всегда об одном и том же: о счастье, о любви, о победе добра над злом. Вот мы иногда говорим «как в сказке», в основном относительно какого-нибудь приятного события, имея в виду, что оно произошло как бы само собой, по какому-то волшебству. А ведь в сказке ничего само собой не бывает. Чтобы победить, добрая сила проходит через многие испытания, и совсем не легкие. Зла много, оно сильное и хитрое, и ему не писаны законы. И если доброй силе не помочь, она может и не победить зло. Вот тут и появились ковры-самолеты, послушные джинны, волшебные палочки, которые могут осушить море или разлить море, волшебные зеркальца, которые видят на расстоянии, скатерти-самобранки и, наконец, живая вода. Так человек мечтал двигаться быстро, мечтал управлять морем и сушей, мечтал видеть и слышать на расстоянии, и всего этого он достиг.