В 60-е годы, когда потеплели отношения между Западом и Востоком и наши ученые стали бывать за границей, Хоутерманс искал с ними встречи, в особенности с теми, кого знал лично. При встречах он неизменно жаловался на нелепую свою судьбу — прожил долгую жизнь, мог много сделать, любил людей и всюду был чужим. И еще говорил, что главной его любовью осталась Россия. Умер он от белой горячки.
А Харьков 30-х годов жил с открытыми дверьми, принимал беженцев, воспитывал свою собственную молодежь, которая стекалась сюда со всех концов страны, шутил, переживал, занимался серьезной наукой. В Харькове постоянно устраивались конференции и совещания, на которые приезжали Нильс Бор, Паули, Дирак, Фаулер и многие другие знаменитые физики. В долгие командировки — на месяц и больше — регулярно приезжал в Харьков Курчатов, — приезжали его молодые сотрудники. С 1933 г. исследования по ядерной физике начинают занимать прочные позиции в лаборатории Курчатова.
Часто приезжал в Харьков к Ландау и Юрий Борисович. Здесь их дружба окрепла окончательно, здесь началось их научное сотрудничество. Это было замечательное время, почти безоблачное. Вопросы политики, внутренней и внешней, тогда их не очень волновали. К условиям быта они относились легко. Искусство, поэзия, бесконечные научные споры, непрерывная работа целиком заполняли их жизнь. Конечно, споры были не только научные, они могли зацепиться за что угодно и спорить отчаянно.
Когда из Ленинграда приезжал в Харьков Гамов, то менялась тональность всего происходящего вокруг. Он был веселым насмешником, добрым и умным, но после возвращения из-за границы немножко изменился; и иногда трудно было понять, шутит Гамов или говорит серьезно. Он мог, например, очень серьезно и, казалось, с неподдельной тоской говорить о том, как ему все «обрыдло», и что жить по-людски он может только «там», и что все его остроумные попытки сбежать за границу терпели неудачу, но что он обязательно придумает что-нибудь хитрое. Он действительно придумает, но совсем нехитрое — просто во время командировки в Англию он не вернется домой. А тогда ему никто не верил. И беспокойные его речи о тревожных событиях в стране старались не развивать. А тревожные вести были.
Когда Капица в 1934 г. приехал в Москву из Англии, где он работал у Резерфорда в течение 13 лет, ему было предложено остаться в Союзе и построить институт, такой, какой он хочет. Капица согласился. Эта весть, как огромное событие, быстро облетела все физические сообщества. Румер не был тогда лично знаком с Капицей и не мог знать обстоятельств этого дела. И слухи о том, что Капицу просто не выпустили обратно и что тот был вынужден остаться, казались ему слухами. Сам Румер только что вернулся на родину и был счастлив, что дома.
А Петр Леонидович Капица писал в это время Межлауку[16]:
«2 ноября 1934, Ленинград.
Тов. В. И. Межлаук,
В ответ на сношение Ваше от 26-го октября за № 29/С. М., которое было мне вручено только вечером 31-го октября и в котором Вы предлагаете сообщить Вам о той научной работе, которую я предполагаю вести в СССР, сообщаю Вам…» И дальше Петр Леонидович пишет о работах, которые вел в Кембридже, как развивались они в течение 13 лет и как развивались вместе с этими работами сотрудники лаборатории, которых он тщательно подбирал. Он пишет о том, что неоднократно предлагал посылать к нему молодых советских физиков для соответствующей подготовки и указывал авторитетным лицам, что это единственный способ перевести его работы в Советский Союз («К моему глубокому сожалению, этого сделано не было») и что теперь он не видит возможности продолжить эти работы в Союзе, поэтому решил переменить область исследований и будет заниматься биофизикой, и что уже договорился с Иваном Петровичем Павловым и тот предоставляет ему место в своей лаборатории.
В архиве П. Л. Капицы хранится «памятная записка», написанная Полем Дираком, в которой, в частности, приводятся и предполагаемые поводы задержания Капицы: «три повода для задержания: а) необоснованное сообщение из Англии о военной работе… б) Гамов: написал Молотову с просьбой предоставить ему такой же статус, какой был у К[апицы] до октября 1934 г., и выдвинул это условием своего возвращения в Россию; в) способности, представляющие ценность во время войны.