— Что так?
— А так… Ухожу, и всё. — Она взяла его за пуговицу плаща, потянула к себе, но тут же выставила ладошку, чтобы не приближался слишком. — Так надо, Серёженька…
Сергей смотрел в её лицо, смугло-бледное, с нежной, чистой кожей, в её грустные то открытые, то прячущиеся за густыми ресницами глаза и чувствовал какую-то вину перед ней: не из-за него ли она уходит? Однако, помимо его воли, приходило к нему и какое-то облегчение.
Он достал квитанцию. Она взяла, сунула за подвёрнутый рукав телогрейки.
— Ну, как у тебя с жильём? — спросила уже другим, каким-то отчуждённым тоном. — Собрали деньги?
Сергей махнул рукой.
— Ещё семьсот — как до Арарата.
Она отвернулась к окну, помолчала и, не глядя на Сергея, сказала:
— Возьми двести рублей. У меня лежат ни к чему. Потом отдашь.
Протянула кулачок, разжала, и Сергей увидел перетянутую резинкой пачку денег, казавшуюся на её маленькой ладошке огромной и внушительной.
Только на короткий миг обдало его соблазном взять у неё деньги, но он тотчас вспомнил Первое мая, застолье, танец и её застенчивый разговор про брючный костюм, который ей так нравился на другой. К тому же гордость не позволила ему брать деньги. Он сжал её кулачок вместе с деньгами и отвёл её руку.
— Нет, Иринка, спасибо, нам обещали.
— Да? — спросила она недоверчиво. — Не врёшь?
— Честное пионерское! Наберём.
— Ну смотри…
В порыве благодарности к ней, чувствуя вину и горечь от невозможности как-то помочь ей, он обнял её, мягкую, податливую, прижал к себе и крепко поцеловал в губы. Лицо её стало совсем белым, она слабо оттолкнула его от себя, сказала чуть слышно:
— Иди, иди, Серёжа, прошу тебя…
От порога он улыбнулся ей, стараясь подбодрить, весело подмигнул — она глядела на него пустыми, без всякого выражения глазами, машинально прижимая к груди кулачок с деньгами.
По пути на новый свой участок он оказался снова возле арки с решётчатым верхом, перед входом во двор, где жила Екатерина Викентьевна со старухой матерью и девочкой, которым он обещал заделать дыру в полу. Он приостановился, подумав, что, может быть, взять да прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, вернуться в столярку, напилить пять досочек, сбить их поперечинами, захватить гвоздей, молоток и в час всё закончить, освободиться от долга, но, вспомнив, что опять надо будет разговаривать с Ириной, мучить её, отказался от этой затеи, решив сколотить крышку на том, новом участке.
Вечером Сергей и Надюха взялись клеить обои в профессорской спальне. Работали чётко, слаженно: Сергей на стремянке выравнивал верх, Надюха снизу следила за ровностью линий, совпадением рисунка. Обои были нарезаны, обтирочных тряпок было вдоволь, и за два часа спальня была готова.
Сергей в уме, пока клеили, прикидывал кубы, метры, множил, складывал и как ни проверял, а получалось не меньше четырёх сотен. Страшной была эта сумма, но и заманчивой — пусть сам профессор возьмёт счёты и проверит всё до копеечки. Премию обещал, ну это бог с ним, на его усмотрение, а он, Сергей, напоминать не будет, своё законное получить бы… Итак, за вычетом аванса ожидался расчёт у профессора в две сотни рублей, следовательно, на двадцать седьмое мая общий итог будет — одна тысяча девятьсот пятьдесят. Недостающие пятьсот пятьдесят Сергей предполагал раздобыть через начальство: попросить отпускные — сотни три на двоих, а уж двести-то рублей он вырвет у Магды, как бы она ни крутила хвостом…
Вечер двадцать шестого мая у Сергея ушёл на докраску дверей и окон. Надюха, чтобы не дышать краской, не приходила совсем — сразу после работы уехала в садик за Оленькой, впервые за много дней взяла её домой.
Наконец наступил день расчёта, двадцать седьмое мая. Работы оставалось на час, на два — покрасить полки в кладовках, кое-где подправить панели да оклеить прихожую финскими обоями, если они появились.
— Вы один? — спросила Христина Афанасьевна вместо приветствия и, пригласив его жестом внутрь квартиры, торопливо ушла.
Он прошёлся по коридору, потрогал ногтем сохнущую краску, погладил обои в маленькой комнате, куда уже были перенесены стол и кресло Александра. Заглянул в кабинет. Кругом никого: ни Павлика, ни Натальи, ни Александра. И сама Христина Афанасьевна куда-то исчезла — необычайно тихо, пусто в квартире. Сергей вернулся в кухню, присел на стул возле холодильника. Из неплотно закрытого крана капала вода, на плите кипел чайник. Странно, очень странно нынче у профессора. Ему бросился в глаза беспорядок на кухонных тумбах: груда грязной посуды, миски с водой, мясорубка с крупинками засохшего мяса, недопитый чай, соковыжималка, открытые банки с вареньем, какие-то коробочки, лекарства, тут же, среди горчичников и скомканных газет, резиновая грелка. Как будто кто-то впопыхах делал разом двадцать дел: готовил пищу, искал лекарства, давил ягоды, крутил мясо и, между всем этим, ставил кому-то горчичники. Сергей вышел в прихожую, проверил, достаточно ли натянулись газеты. Да, газеты натянулись хорошо, можно было накатывать обои.