Лия уже хотела было ответить, но передумала.
Если коротко, то да, хотя бы ненадолго. А вот дальше… все не так просто.
– Конечно, это не мое дело, – опустила голову консьержка. – Извините.
– Ну что вы, – улыбнулась Лия. – Я просто еще не решила.
– Оставайтесь, – искренне предложила Селеста. – Я бы с удовольствием…
Послышался звук лязгнувшего замка, за которым последовал взрыв истеричного лая. Лия обернулась. Из квартиры напротив появилась пожилая женщина со светлым извивающимся комочком шерсти под мышкой и, опираясь на остроконечную тросточку, засеменила навстречу.
Она была похожа на персонажа из американской рекламы мыла или пылесосов середины двадцатого века: платье в цветочек с завышенной талией и широкой юбкой, ожерелье из крупного жемчуга на шее, седые завитки, обрамляющие обильно напудренное лицо с пунцовыми накрашенными губами. Помада растеклась по глубоким морщинкам вокруг рта, создавая жуткий эффект.
Аурелия невольно представила, как бы сейчас grand mère неодобрительно прицокнула языком.
«Лия, косметика не должна бросаться в глаза, если, конечно, не хочешь, чтобы тебя ценили только за внешность».
В те времена Лия была подростком, очень любила краситься блеском для губ, и ее раздражали непонятные придирки. Но теперь она поняла, что grand mère была права. Соседка шаркала по мраморному полу, не отрывая потрясенного взгляда от обнаженной натуры, возвышающейся в сумраке квартиры у Лии за спиной. Похоже, картина произвела на нее такое же впечатление, как и на Лию, впрочем, удивление быстро сменилось явным неодобрением.
Лия с натянутой улыбкой загородила собой дверной проем, не давая заглянуть в комнату.
Женщина нахмурилась и вытянула шею.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась Лия, поддавшись вбитой за школьные годы привычке приветствовать старших.
В ответ собака разразилась неистовым тявканьем. Пронзительный лай, отражаясь эхом от мраморного пола и оштукатуренных стен, немилосердно зазвенел в ушах. Скривившись еще сильней, дама выудила откуда-то среди складок юбки кусок колбасы. Собачонка тут же притихла, позабыв о Лии, и уставилась глазками-бусинками на вожделенное лакомство в скрюченной руке.
– Вы хозяйка квартиры? – раздался в наступившей тишине грубый, словно наждачная бумага, голос женщины.
– Да, – не очень уверенно ответила Лия, еще не привыкшая к своему новому положению.
– А я здесь всю жизнь прожила. С самого тысяча девятьсот сорок третьего года, – прищурилась старушка.
Улыбка Лии увяла.
– Ого… Так долго…
– Я в курсе всего, что происходит в этом доме. И за все эти годы через ваш порог не переступило ни единой живой души. До сих пор.
– Гм, – уклончиво промычала Лия.
Поди разбери, то ли это вопрос, то ли утверждение, а может, даже обвинение. Потеребив конверт с документами, она прижала его к груди.
– Вы здесь одна будете жить?
Старуха вскользь покосилась на левую руку Лии.
– Прошу прощения?
Лия подавила порыв спрятать руку в карман.
– В вашем возрасте все давно замужем. Вероятно, поезд ушел. Не повезло.
Лия остолбенела, неужели послышалось?
– Простите?
– Видала я таких.
Соседка фыркнула, разглядывая тяжелый рюкзак, портфель и, наконец, голые плечи Лии и тесемки красного сарафана вокруг шеи.
– Это каких же?
Терпение Лии подходило к концу, сменяясь раздражением.
– Не хватало еще вашей музыки. И гулянок с выпивкой да наркотой не потерплю. И чтобы всякие проходимцы к вам не шастали по ночам.
– Хорошо, проходимцев буду водить только днем, – не удержавшись, медовым голоском съязвила Лия.
Селеста, хранившая молчание во время пикировки, прыснула со смеху и притворно закашлялась.
Женщина резко обернулась.
– Добрый день, мадам Хофман, – взяв себя в руки, поздоровалась Селеста. – Как поживаете?
Мадам Хофман сурово взглянула на розовые волосы консьержки и презрительно ухмыльнулась.
– Докатились, – пробурчала она.
У Селесты зазвонил телефон.
– Дела, дела, – взглянув на экран, извиняющимся тоном сообщила она Лии. – Если что понадобится, звоните, и добро пожаловать.
И оторвавшись от перил, помчалась вниз по лестнице, вызвав очередной истеричный приступ тявканья.
Лия воспользовалась моментом и, скрывшись в квартире и захлопнув за собой дверь, тут же оказалась во тьме и духоте, зато избавилась от продолжения разговора.
– Конечно, попробуй тут не разозлись, – пробормотала она стоящей перед ней картине. – С такой соседкой, да с самого сорок третьего года, я бы вообще взбесилась.
Ответа не последовало.
В квартире воздух был спертый от времени и пыли – судя по всему, здесь никто не жил гораздо дольше шести лет, о которых знала Селеста.