Антон сглотнул, перевернул ладонь, прижимая ее тыльной стороной, и через пару секунд с неохотой убрал:
- Нормальная у тебя температура.
- Почему ты нас бросил? - после некоторого неловкого молчания заговорил Костя.
- Бросил?! - у Антона от возмущения дыхание сперло.
- Да, бросил! - уперто подтвердил Костя. - Сказал, что любишь, и просто свалил. Наврал, получается!
- Ты… да ты… - у Антона от обиды все слова растерялись. - Ты жестокий, Костя.
- Чего это? - разозлился Костя. - Ты застал меня врасплох своим признанием, а потом сразу пошел на попятный - наплевал на нашу дружбу, на Лакки, просто сбежал.
- А что я еще должен был сделать? - потерял терпение Антон. - Я предложил тебе встречаться, хотя бы попробовать, но ты отказался наотрез! Я не мог находиться рядом с тобой в качестве друга, мало ли, вдруг бы ты встретил какую-нибудь девчонку, привел ее в квартиру, как бы я на это все смотрел?
- Но я не встретил никакой девчонки и никого не собирался приводить, а ты сразу отступился от меня, даже шанса себе не дал! Разве ты не должен был продолжать настаивать на своем? Ты же мужик! Что ты сразу сбежал?!
- Боже, - пробормотал Антон, - что ж ты творишь? Ты сводишь меня с ума! Ты сам сказал, что тебе не нужны отношения с парнем, что ты даже пробовать не хочешь, а теперь заявляешь, что я должен был навязываться тебе! Как? Зажимать по углам? Писать любовные смски? И ты бы не размазал меня тонким слоем? Я тебя вообще не понимаю…
Он повернулся спиной к Косте и закрыл глаза, на которые почему-то наворачивались слезы. Зачем Костя это делает? Устроил допрос. Чего он пытается добиться? Странные разговоры для натурала.
- Я скучал по тебе, - едва слышно произнес Костя.
Антон снова лег на спину и повернул в его сторону голову:
- Я тоже.
- Ты не должен был уходить вот так.
- Я не мог остаться, иначе в какой-то момент просто…
- Что?
- Ничего, давай спать.
- Нет уж, договаривай!
- Ты… ты чего меня провоцируешь? - не выдержал Антон.
- Чем это? - удивился Костя.
- Отлично, просто отлично, - Антон пялился в темный полог палатки, с горечью понимая, что Костя — неизлечимая болезнь, но не как рак, а скорее что-то типа дебилизма.
- Ты теперь с Калининым? - неожиданно даже для себя спросил Костя.
- Ты — идиот?! - Антон повернулся на бок и уставился на Костин профиль: длинные загнутые ресницы, точеный нос, красивые губы — прекрасен и днем, и ночью.
- Значит, нет?
- Почему это тебя вообще волнует? Как будто тебе не все равно.
- Конечно нет! - заверил Костя. - Ты достоин лучшего! - с пафосом добавил он.
Антон закатил глаза.
- Ты ж его толком и не знаешь. К тому же «лучшего» я могу еще десять лет ждать. И что-то я не пойму, ты что, уговариваешь меня уговаривать тебя встречаться со мной?
- Ну ты и завернул, - хмыкнул Костя. - Сам-то понял, что сказал?
☐ ☑ ☒
Антон оперся на локоть и склонился над Костей, внимательно изучая его лицо. Костя распахнул глаза и, как это всегда было с Антоном, рухнул в его черные омуты, что было особенно странно, учитывая, что он лежал на спине в палатке, а Антон нависал над ним, и тем не менее он падал и падал, в животе закрутило, словно пружина сжималась, как всегда бывает, когда падаешь с высоты.
- Я хочу тебе отсосать, - внезапно заявил Антон.
Костя сглотнул, глядя на него во все глаза:
- Что?
У него уже слуховые галлюцинации начались. Нет, минет, это всегда здорово, а уж в исполнении Антона… Костя любил минет, да кто не любит-то?! Но девчонки, с которыми он встречался, не очень стремились побаловать его: Леська еще так-сяк, под настроение, а Юлька так вообще только через гандон, брезгливая, видите ли! С другой стороны, а откуда у Антона взялся опыт в этом деле?
Антон тихо-тихо положил руку Косте на грудь и медленно повел ее вниз по плоскому животу, еще ниже, миновал резинку спортивных штанов, пошел дальше, пока пальцы не наткнулись на заветное, чувствуя, как под ними стремительно твердеет и увеличивается.
Костя задышал чаще и тяжелее, прикрыл глаза от удовольствия, но собрал волю в кулак и отпихнул Антонову руку.
- Не надо.
- Я хочу.
- Блядь, Антон! Я мылся сегодня утром, то есть вчера уже, не думаю, что тебе будет приятно брать в рот…
- Ладно, - как-то до обидного быстро согласился Антон. - Отложим на потом, да?
- Да.
- То есть ты согласен со мной попробовать и не станешь шарахаться?
- Да. Нет.
- Что?
- Я согласен попробовать и не буду шарахаться.
- Серьезно? И ты сейчас не стебешься?
- Серьезно.
- Почему? - Антон не просто так интересовался, почему вдруг Костя согласился, ему это жизненно необходимо было знать.
- Не знаю.
- Бля… - Антон упал на спину.
- Может, поэтому, - Костя лег на бок, оказываясь вплотную к Антону, склонился над ним и прижался губами к его губам, целуя влажно и горячо.
Антон от такого подарка отказываться не собирался, мгновенно забираясь языком ему в рот. Как же с Костей сладко целоваться! Возбуждение накатывало огромной волной, вымывая все мысли из головы. Костя навалился на него, потираясь мгновенно образовавшимся стояком, погладил большим пальцем бровь, скользнул рукой в волосы. Антон растекался под его телом, руками, поцелуями, но хотелось большего.
- Стой, ну подожди ты, - выдавил он, упираясь Косте руками в грудь.
- Ну что еще? - тот сел, с трудом удерживая себя в рамках — хотелось к чертям содрать одежду, хотелось голую кожу под пальцами, хотелось…
- Если не минет, то можно по-другому, - намекнул раскрасневшийся Антон.
Костя озадаченно уставился на него:
- У меня нет с собой резинок, как-то не подумал, что могут пригодиться.
Антон закатил глаза:
- Я имел в виду, что мы могли бы подрочить друг другу. И выключи уже этот фонарик.
Костя потянулся, выключил свет, пусть неяркий, но мало ли кому придет в голову выйти отлить и он заметит непонятные тени на стенках их палатки. Лег назад уже в полной темноте, наощупь находя протянутую в его сторону руку Антона. Антон притянул к себе, жадно оглаживая по плечам, спине. В темноте каждое прикосновение стало острей, чувствительней. Целовать начал так голодно и жадно, будто это последнее, что предстояло ему сделать в этой жизни. То ли вино, затуманившее мозги, было тому причиной, то ли долгое отсутствие нормального секса, то ли все-таки то, что это Антон, но Косте крышу рвало от возбуждения, желания, от такого вот страстного Антона, который хочет его, любит его. Любит же? Сам говорил.