– Ну вы и нарядились! – хмыкнул Жора, взглянув на Андрея с Витей. – Как на концерт пришли.
– Для нас каждый прожитый день – концерт, – довольно задиристо ответил Витя, выпятив нижнюю челюсть, и тут же смутился, отвёл от Жоры глаза.
Андрей тоже хотел что-то сказануть, но Михаил, остававшийся в том же пальтишке, что и вчера, опередил:
– Сядем назад. Мешать не будем, как обещали.
Кроме Жоры в красном уголке находились ещё четверо парней лет двадцати пяти. Длинноволосые, у двоих усы, у одного – бородка. Собирали ударную установку, подстраивали инструменты. На пришедших не обратили никакого внимания. Был и ещё человек, плотненький, невысокий, довольно взрослый. Он посмотрел на пришедших с подозрением и тихо что-то спросил у Жоры. Жора так же тихо ответил, и человек, пожав плечами – мол, дело ваше, – уселся в первом ряду.
– Гля, басуха реальная! – тихо воскликнул Витя.
Андрей хлопнул его по плечу:
– Ну и у тебя скоро будет, ты говорил.
– Копим по копейкам… Сами ведь каждый день: Витя, давай твой рубль, давай рубль…
– Инструмент, – сказал Михаил, – это главное. Сначала инструмент, а потом портвейн.
– Кто б говорил, – вздохнул Витя.
Парни на сцене, кажется, закончили подготовку. Барабанщик прошёлся по своим тарелкам, бонгам и бочке, спросил недовольно взрослого человека:
– Ну что, где аппарат? Уже четверть первого.
– Едут, – уверенно сказал тот, а потом не так уверенно: – Наверное, подъезжают.
– А как вообще построим процесс? – заговорил Жора, до того самоуглублённо трогавший медиатором струны своей сказочной «мусимы». – Что это будет? Мы своё играем или подыгрываем этому вашему…
– Ребятки-ребятки, – выставил руки человек, – сейчас приедет Рудик, он объяснит. Я тут так – дверь открыть, закрыть, проследить, чтоб пожара не было.
– Понятно. – Грустный обыкновенно Жора беззлобно засмеялся. И стал наигрывать на неподключенной гитаре риффы. К нему присоединился сначала бас, потом – тихо-тихо – ударные, скрипка, закапало клавишами третьей октавы пианино. Получился такой хард-рок шёпотом. Прекрасный и жутковатый саунд. Кажется, все ожидали, что Жора вот-вот запоет, но он не запел. И от этого прекрасная жутковатость только усилилась.
В коридоре хлопнула дверь, послышались шаги. Потом дверь хлопнула ещё раз, раздалось: «Да держи её!», – и в красный уголок вошёл темноволосый, слегка кучерявый мужчина в громоздких очках, а за ним – невысокий, щупленький, чернявый, в расстёгнутом пиджаке и при галстуке, с накинутым на плечи пальто. Левая рука была в гипсе и висела на бинте.
– Эт что, – хихикнул Андрей, – Юрий Никулин, что ли, из «Бриллиантовой руки»?
– Это, – голос Михаила стал строгим, как у учителя, – Аркадий.
– Этот, который блатарь?
– Тихо… Сидим и смотрим.
– Здорово, парни! – обратился к музыкантам на сцене мужчина в очках. – Готовы?
– Мы-то готовы…
– А мы тоже через пять минут.
И тут внесли пульт, громоздкий магнитофон, штативы, чемодан, из которого без промедлений, с какой-то автоматической отточенностью вынули микрофоны и стали устанавливать возле барабанов пианино. Летели разматывающиеся в воздухе шнуры, вонзались в розетки вилки… Это напоминало работу бригады электриков. Настоящих, а не из жэка…
Во время этой круговерти чернявый с загипсованной рукой юркнул под трибуну и через минуту вынырнул без пальто и с порозовевшим лицом.
– Стол сюда, – командовал один из электриков, – пульт сюда.
– Итак, – заговорил мужчина в очках, – объясняю положение дел. Мы хотим записать концерт Аркаши, – он указал на чернявого, – в сопровождении настоящей рок-музыки. Я слушал вас – вы настоящая музыка рок. Предлагаю такой сценарий. Сначала вы исполняете две-три свои песни…
– Пять, – с каменной твёрдостью сказал Жора, и мужчина, секунду подумав, ответил:
– Четыре. Четыре песни. А потом приходит Аркаша, и вы играете с ним.
– А что мы будем играть? В каком стиле? Надо порепетировать.
– Рэпетируют те, кто нэ умэет играть, – сказал чернявый; сказал вроде бы тихо, но слова ударились в стены, и стены словно завибрировали.
– Определимся по ходу, – добавил мужчина в очках, кивнул электрикам: – Ну как, готово?
Человек за пультом – «восьмиканальник», определил Михаил – стал давать команды музыкантам, выстраивая звук. Это продолжалось минут десять. Второй человек, за магнитофоном, вынул из картонного футляра огромную бобину, вставил её в штырь, провёл ленту через лентопротяжный механизм, вдел в зажим на второй бобине, пустой. Чем-то пощёлкал и поднял руку:
– Готов.
– Поехали! – сказал мужчина в очках, и на магнитофоне щёлкнула клавиша записи, бобины бешено закрутились.