- Опять двадцать три? – ужаснулся Дик, - О! Мирабель! За что! Это мне за что! Я же сказал тысячи начал… с тобой! Мирабель, глупая мышка!
Потом его слезы раздробили гладкое зеркало запруды.
- Мирабель!
***
Было около трех часов пополудни, когда Дик, наконец, нашел в себе мужество справиться с пароксизмом захлестнувшего его отчаяния. Предстояло дело, ему нужно было собраться. Дик потянулся к своей фляге… Термос, конечно же, а в нем чай. Дик любил именно такой чай, он всегда напоминал ему горы.
- Я не пил чаю сотню лет… Мирабель! Нет, ни за какие блага я не соглашусь запить глотком из Леты ни единого мига из прожитых с тобой лет! Но долгая, бесконечно долгая жизнь без тебя! Как ты могла так поступить так со мной! Как же ты могла поступить так со мной!
Дик посидел над запрудой, раскачиваясь от горя. Потом он вспомнил свой давний долг, долг, вернувший его в этот мир.
- А, да, плотина… Надо идти. Не представляю, как и что я могу сделать, но … сделаю, что смогу!
Вся троица сидела в тени опоры монорельсового и выглядели они все точь в точь так, как утром, люди как люди. Новое лицо для Дика, таинственный странник, сказитель, шашлычник, дремотно смежив веки, тянул какую-то древнюю, как мир мелодию. Дик не долго гадал кто перед ним во истинной своей плоти. Его Итака, как всегда была с ним, реяла в воздухе, звучала в каждом вздохе. «Какое плаванье она тебе дала! Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь!»
Водитель вертел в пальцах соломинку, ни жезл и ни кадуцей и лукаво улыбался. Никаких крылатых сандалий и шлема с крылышками, но кто еще бы смог сопроводить его к месту слияния двух таинственных рек! Двух рек…
Перевозчик спрятал под седыми низко нависающими бровями, шальные глаза, но и он недолго оставался для Дика неузнанным. Теперь он ясно видел, с кем вздорил с утра и кого рискнул лишить положенной мзды.
- Отправление в 17.30, - меланхолично уведомил Дика водитель.
- Сэкономил свои полторы кредитки, малый? – хмыкнул канатчик.
- Где плотина? – устало спросил Дик, глубоко, по дну первозданного ущелья стремила свои волны прежняя речка его детства, полная форели.
- Какая плотина? – искренне удивился перевозчик, - А, вот оно! Вспомнил! Была плотина, губернатором выбрали знатного полудурка и он проект похерил. Осталась пара-тройка опор под фундамент! Они тебе нужны? Плотину ему подавай! Канатку не хочешь? Насладился? Новый кандидат в губернаторы сделал подарок народу, олимпийскую слаломную трассу.
- Что-то ты стал разговорчив, старый, - иронично процедил водитель.
- Думаете меня удивить? – грустно спросил Дик, - Старые вы мошенники!
- Хочешь глотнуть? – хитровато прищурился старик канатчик, протягивая Дику флягу с гулко плеснувшей тяжелой жидкостью.
- Отспорил ты свои таланты, старик, - качнул головой Дик.
- Я в тебя верил, парень, - довольно проскрежетал перевозчик.
- Скажи ему об отце, - на секунду приподняв тяжелые веки, сказал странник.
- Кто этот суфлер, парень? – с озорной улыбкой подмигнул Дику водитель, - Спорим на твои полторы кредитки, не угадаешь?
- Никто, - ответил Дик, - Это было гениальной придумкой!
Шашлычник хрипловато рассмеялся.
- Зачем я здесь, а?- с тоской спросил Дик, - Все без меня решилось. Неужели нельзя было оставить меня там, я бы ненадолго ее пережил.
- Все решилось без тебя? – строго спросил перевозчик, - Как бы оно могло решиться без тебя! Ты так ничего и не понял?
- Ты не к тем обратился, - быстро, опасаясь, что его опять перебьют, проговорил шашлычник, - Они будут играть с тобой как кошка с мышью. Они не понимают, им никогда не понять, что у смертного только одно сердце… Они взяли в залог твою жизнь там, и если бы ты оступился…
- Ты опять раскис, шашлычник! – гаркнул старик, и Одиссей заметался под грозным взглядом Неумолимого.
- Прости его, Харон, он не рожден бессмертным, - вступился Дик, смело поименовав того, кто был перед ним.
- Что ж, довольно развлечений, ступай с миром, парень, - сухо откликнулся поименованный.
- Отправляемся! – казенно скучным голосом провозгласил водитель, и Дик, бездумно кивнув на прощанье Харону, пошел к своему вагону.
Он сел точнехонько на то самое место в том самом вагоне, который покинул сегодня утром и, закрыв глаза, погрузился в воспоминания о самом счастливом зимнем дне.
***
«Что же Мирабель потеряла тогда? Какую-то изящную безделушку… Никак не вспомнить! Так, все по-порядку.»
С самого утра все шло как всегда, но потом по какой-то причине пошло наперекосяк. Детвора спозаранку унеслась кататься на коньках, как раз замерзла запруда на ручье Хенрика. Мирабель улизнула от разоспавшегося Дика и расчесывала волосы, сидя перед зеркалом. В камине трещали корявые сучья. Он следил за ней сквозь прозрачный полог – виноградные листья в золоте и багрянце на фоне синего неба.