- Я убежден, что прекрасная Мирабель столь же милосердна, сколь и прекрасна. Ее высочество нарочно, из сострадания ко мне, оставила свои руки в прежнем состоянии, чтобы я не умер от горя, оплакивая своего безвозвратно утраченного спутника. Или, по крайней мере, не сразу умер.
Рик, при первых звуках речи чужеземца, закрывший глаза, в знак того, что он этого нарушения этикета не видел, к финалу еще и заткнул себе уши, дабы этого нарушения этикета и не слышать… Герцог поперхнулся смехом, а король, в своем кресле негромко засмеялся, но не оглянулся, по-прежнему, не сводя глаз с расчерчиваемого ласточками небосклона.
- Дик! – выкрикнула Мирабель, и Дик понял, что на этот раз она зовет брата. – Дик, я принесла тебе… вот… знак того, что ты не погубил тот мир. Я прошла через завесу дважды. Это именно завеса, морок, как декорация, расписанная сценой страшного суда. Я проходила через завесу дважды, теперь можно сказать. Я проходила утром и вечером. Дик, посмотри, вот, я принесла тебе доказательства.
Она шагнула к королю, который, наконец, повернулся к ней, и только теперь Дик и герцог заметили, что в руках Мирабель сжимает две коротенькие камышинки.
- Утром и вечером, в ранние и поздние сумерки, - продолжила свой рассказ Мирабель. – Чтобы никто не испугался моего неожиданного появления.
Она переломила камышинку, у которой краешек был окрашен розовым цветом, и выпустила из полого древка божью коровку. Жучок упал на колени сидящего короля, яркий, землянично-красный.
- Вот, Дик, у нас такие не водятся. Он спустился ко мне на ладонь из кроны каштана ранним утром и тогда, разом, как по волшебству прянули все фонтаны, а башенные часы прозвонили семь.
Дик стремительно сомкнул ставшие вдруг раскаленными веки.
- День я провела на тропинке, - продолжила свой рассказ Мирабель, – Спиной к аду, лицом к эльфам и я не заметила, как прошел этот день. На закате я шагнула через мучительную завесу еще раз. Плескали фонтаны, но было видно, что их вот вот отключат. Но я ошиблась, струи вдруг осветились разноцветными огнями. Это было чарующее зрелище, Дик, как в сказке.
Она все еще обращалась к брату, но Дик тоже слышал ее слова и продолжал бороться с нестерпимым жжением под веками, не замечая потоки бегущих по его щекам слез.
- Если бы подсветка зажглась чуть раньше, я могла бы не заметить вот этого. Вот, погляди в щелочку, у нас такие тоже не водятся.
Мирабель надломила вторую камышинку меченую лиловым. Дик догадался, там светлячок.
- Это только искушение, морок, брат, вернись!
Дик сразу понял, что сейчас случится, все-таки в ее обществе он провел три дня. Он, позабыв о своих сожжённых веках, распахнул глаза и стремительным броском преодолел разделявшую их комнату. Во-время, он успел подхватить Мирабель над самым полом. Король вставал с кресла.
- Я сам пройду эту завесу, Мирабель! – грянул под сводами его голос, который Дик слышал впервые и был поражен его полнозвучностью.
- Дети королевского дома не лгут, Ричард, - сказал герцог.
- Дядя, как мне искупить…
Дик, добившись легкого трепета ресниц Мирабель, понял, что ее обморок на этот раз неглубок, поднял глаза на короля.
- Вы уже искупили, ваше величество…
- И это говоришь мне ты, чужеземец? Ты, чей мир я готов был погубить одним движением мизинца?
- О, господи! – взмолился герцог, потеряв терпение, – Ричард, вспомни же, наконец, что означает слово гордыня!
***
На этот раз Дику не спалось во дворце герцога. Развязка его нечаянного приключения была близка. Король излечился и отправился замаливать грехи вольные и невольные в сопровождении верного Рика. Мирабель бесследно растворилась в бесчисленных королевских покоях. Его приятель Снейки исчез навсегда! Герцог гостеприимно настаивал на том, чтобы Дик чувствовал себя как дома
в его дворце так долго, как только пожелает. Но Дик желал совсем иного… Невозможного. Он сидел в кресле, спиной к окнам, и не сводил глаз с резной двери из ясеня. Эх, ну что тут скажешь! Перед рассветом легкий стук в дверь сорвал его с места. Он молча распахнул дверь, не в силах вымолвить «войдите!» Дама под вуалью переступила порог его комнаты и захлопнула за собой дверь.