- Ах, сир, а какой был бы гобелен! – шепотом отозвался Рик, – Тристан и Изольда…
- Да, а мечом мой зять так и не обзавелся! – вдруг припомнил король.
- К чему он ему здесь? Да и сэр Фредерик утверждает, что меч ему в поединке и не нужен. Как повернуть камень на место?
Ричард поколдовал над жерновом в лунной тени и гигантский круг переместился вместе с шалашом, закрыв вход в таинственное подземелье.
- Теперь рассветное солнце поцелует их лица, пошли, Рик.
Они пробирались межой к белеющей в лунном свете дороге, когда из ущелья донесся цокот подков двух лошадей. Король негромко присвистнул, Чалый отозвался радостным ржанием.
- А вот и лошади, подоспели, сир, как удачно, что вы их отправили заранее.
- Пользуйтесь и впредь услугами нашей туристической фирмы! – ответил король, цитируя Дика.
Дик проснулся на несколько мгновений, прислушался к удаляющимся всадникам, звукам их тихих речей, ржанию лошадей и повернулся к Мирабель. Она безмятежно спала и в лунном свете выглядела нереально прекрасной. Он тихонько подтянул к себе ее сенник и принялся осторожно, как улитка перемещаться под полу плаща, укрывшего его ненаглядную. Мирабель глубоко вздохнула во сне, Дик замер, предчувствуя, что она сейчас начнет ворчать и отбиваться, но она оплела нежными руками его шею и прошептала.
- Дик, ну наконец-то…
Дик даже не стал размышлять на тему женской непредсказуемости, просто подстроился так, чтобы мышцы его шеи приняли на себя ее сомкнутые ресницы и, улыбаясь улыбкой полного счастья, заснул.
Перед рассветом им обоим снился один сон. Они беспечно собирали фисташки и щебетали как птицы. В этом сне не было бешенной возвратной скачки короля, Ричард благоразумно собрался изъявить свою королевскую волю на обратном пути. И верно, куда торопиться, он их не минует, они его не обгонят. Но они опередили всадников, опередили…
- Мирабель, закружится голова, - просительно увещевал дерзкую Дик.
- У меня никогда не кружится голова!
Мирабель смеясь, балансировала на самом краю бездонной пропасти.
- Мирабель! – задохнулся криком ужаса Дик… В невероятном, сорвавшем мышцы прыжке, он успел ее обхватить, но уже над свистящей бездной.
- Любимая…
- Любимый…
Они прильнули к друг другу в последнем поцелуе, переводящим их в вечность. «Мирабель!!!» - услышали они на пороге небытия чудовищный, полный безысходного отчаяния крик короля… И проснулись в объятиях друг друга в своем шалаше, наполненном предутренним туманом.
Дик, сцепив зубы и стараясь не смотреть на мокрые щеки и трепещущие ресницы Мирабель, вырвался из ее объятий и перебросил жену через коленку.
- Я тебе дам фисташки! Вот тебе фисташки! А вот еще! Получила?!
Дик отвешивал полновесные шлепки хохочущей сквозь слезы Мирабель, и все никак не мог справиться с закипавшими под веками слезами и грохочущим сердцем.
- Вот… фисташки… - уже выдыхаясь, пробормотал Дик, а Мирабель в ответ хохотала все звонче, и звонче.
Хенрик проснулся как обычно в этот самый тяжкий в сутках предрассветный час. Ныло и ныло надорванное сердце. Лисса, Лисса… У тебя никогда не кружилась голова, да, это было правдой, никогда… Ты была бесстрашна перед любой бездной. Да, моя радость, у тебя никогда не кружилась голова, но ведь прежде ты не носила моего ребенка.
Он почти успел в своем прыжке к ней. Ему не хватило доли мгновения, чтобы сомкнуть ладони, и до сих пор он ощущал свист ветра в них. Он упустил их обоих, хоть и разбил в кровь руки. Если бы он тогда стоял чуть ближе, на пару дюймов, он успел бы сомкнуть руки на тоненькой талии любимой.
Потом он долго, бесконечно долго спускался вниз, на дно бездонной пропасти. Один. С тех пор он всегда один. Последний долг был бесконечно тягостным, никогда ему этого не забыть. Там он разобрал истерзанными пальцами слоистый камень, сооружая погребальную нишу для них. Он уложил останки и долго не решаясь заложить нишу камнями. Все ждал… чуда.
Он не многого просил у судьбы, только бы еще раз услышать ее голос, звонкий, нежный голосочек любимой. Когда она сорвалась, даже не вскрикнула, пожалела его. Без звука, до самого конца своего полета. У могилы без знаков, без примет, укрытой на дне самого глубокого ущелья, куда никогда не попадал даже самый длинный солнечный луч, он долго ждал и своего конца, не считая проблески дней и тьму бессонных ночей.
Потом за ним спустился Принц Сумерек. Тогда Сумеречный только еще обзавелся своей первой сединой. Он стоял над ним молча, долго стоял, деля его скорбь. Потом со вздохом сказал.