- А как же иначе? – пожал плечами герцог, - Дом одному не построить… Будет время и эти молодые тоже кому-нибудь помогут. Да, наверное, уже и помогали.
- Точно, помогали, на стройке и познакомились.
- Вот видишь, как удачно! Земли пока хватает, и земля щедрая. Каждые сюзерен отводит на своих землях участки под постройки, король выводит их из под подати. Земли становятся без податными, люди охотно селятся, работников пребывает. Обычно они арендуют у того же владельца и пастбища, и виноградники, и пахотные земли. Аренду платят необременительную для себя. Если бремя подати не по силам, можно уйти к другому сюзерену, но уходят редко. Всегда можно договориться. Не собрал урожай в достаточном количестве, зато дочери искусницы – шьют по шелку, можно заплатить подать их рукодельем. Ну, много вариантов. У меня никто не уходит, у Сумеречного тоже, хотя какие там достатки на его северных склонах, сплошь камни и ручьи. Целебные вроде как травы, пчелиные борти, ну и дичь. Все лентяи у него.
- А как же частная собственность на землю?
- О чем ты, не понял, земля не может быть чьей-то собственностью, ее дал господь! Мы ею только распоряжаемся, в меру своих сил и умений. Да и на недвижимость собственность условная. У нас никто не дожидается смерти богатого дядюшки в надежде на наследство, как это принято в этих Гаванях. У нас наследники произвольные. Допустим, Хенрик решил все оставить вам с Мирабель, выразил свою волю старосте и местному священнику, его братья и сестры и не подумали возражать. А что касается вашего технического прогресса, то он у вас случился просто потому, что вы ленивее нас. Тут я, как отъявленный лентяй, вас понимаю. Вы ленивее, в силу своей лени изобретательнее, но за все приходится платить, не так ли? А лентяям стократ, из поколения в поколение. В свои дежурства на дубе с омелой я навидался красот вашего мира и чудес вашего технического прогресса. Поверь, ничему я не позавидовал всерьез.
Дик вздохнул и пригубил бокал с легким молодым вином, а герцог продолжил.
- Разве что вот, эти дамские платья… Какие красивые ноги у женщин! Но, наверное, и здесь не все розы, бывают и шипы?
Дик посмаковал вино и кивнул.
- Да уж, иногда так припекало… Жестокая мода…
Герцог расхохотался и, перегнувшись через стол, дружески хлопнул сотрапезника по плечу. Дик хмыкнул и допил вино. Герцог пристально посмотрел и протянул ему другой кубок с новым вином,
- Это тоже молодое, считай виноградный сок, попробуй, легко пьется…
- Действительно – виноградный сок, а вкусно…
- Пей до дна, - усмехаясь в усы, отозвался герцог.
Дальнейшее Дик воспринимал смутно, сквозь радужный туман. Были гневные выкрики умывшейся, наконец, и разодетой красавицы Мирабель, воркотня и добродушный смех герцога, сильные руки почтительных слуг и мягкие взбитые чуть не до расписных потолков перины…
- Дядя! Какое коварство! Молодым вином! – Мирабель чуть не плакала, - Дик, ты бестолковый мальчишка!
- Пусть отоспится, хоть раз со дня прибытия. Пусть парень выспится по-человечески. Принц Сумерек поил его рейнским, чудак. Впрочем, где там, на его склонах взяться молодому вину!
Больше Дик уже ничего не слышал, он погрузился в волшебный целительный сон, наполнивший его душевными и физическими силами в избытке.
***
Обиженную Мирабель, герцог, невзирая на ее протесты, усадил за стол и принялся потчевать. Она смирилась и терпеливо ела, зная, что на десерт неизбежно последует очередное внушение.
- Ты дождешься его здесь, - непреклонно сказал герцог.
- Но, дядя, учитель позволил мне проводить его до предгорий.
- Я сказал! – рявкнул герцог.
- Но почему нет? – продолжала упорствовать Мирабель.
Герцог в ответ только ласково и многозначительно улыбался, вертя в пальцах какую-то вещицу, вроде серебряного ручного зеркальца с неровно отколотым краем, которую извлек из обширных складок своего камзола. Мирабель разглядела предмет и неожиданно впала в панику.
- Нет, дядя, вы не сделаете этого! Никто не должен знать!
- Именно это я и сделаю, дорогая, если не будешь слушаться! Вот кстати, может с тех пор ты и недолюбливаешь зеркала?
- Дядя, но ведь мой учитель сказал, что я могу поехать с Диком до предгорий, неужели вы мне не верите?