В день назначенной встречи я собрала свои бумаги больше для придания себе солидности, нежели чем для пользы дела и отправилась в кабинет для приема. Я жутко волновалась. В отличие от Германа Эдуардовича я тотальной уверенностью в себе не отличалась. Наоборот, в своей жизни я многое что подвергала сомнению.
Я любила свою профессию. Но я растеряла многих друзей и знакомых благодаря именно своей приверженности психологии. Причем, я никогда не искала легких путей. Я всегда говорила с людьми прямо, называя вещи своими именами, если они, конечно, меня спрашивали о чем-то. У многих складывается мнение о психологе, как о добром человеке, который сочувствует, утешает, слушает и кивает, потакая и соглашаясь с вашей версией происходящего. Но это вовсе не так. Иногда приходится делать людям очень больно, потому что иной раз нужно сказать человеку, что именно дело всей его жизни привело его к таким негативным последствиям. А кому это понравится? Да никому. Дураков нет. И правильно. Если человек принимает все, что ему говорят, то это тоже наводит на размышления. Поэтому я часто сомневалась, говорить ли кому-нибудь о том, что я вижу на самом деле. Обычно этот разговор был последним. Людям не нравится истина. Я не претендую на то, что считаю себя глашатаем истины. Но настоящие мотивы поступков людей со временем начинаешь видеть очень отчетливо. Но здесь уверенность плохой советчик. Скорее уж лучше доверять своей интуиции.
Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, пока я шагала по злополучному коридору. Я пришла заранее, и все же он был уже здесь, у кабинета. Сердце подскочило к горлу и забилось, что было силы. Герман Эдуардович сидел на стуле в непринужденной позе и разговаривал по телефону. Я видела лишь его профиль и то не полностью, так как он смотрел в сторону, противоположную от меня. Я заметила его достаточно рано, чтобы снизить скорость. Жаль прошла поворот. Можно было бы свернуть. Но чего я так боюсь? У меня было столько практики по телефонному консультированию, личных консультаций, тренингов. Казалось, меня невозможно испугать. Но колени предательски подкашивались. Я медленно приближалась к своей Голгофе.
Неожиданно он обернулся и увидел меня. Наши глаза встретились на мгновение. Я увидела его лицо и поняла, чего так боялась. Я влюбилась в него сразу. Мне хватило одного взгляда на это бледное лицо, обрамленное в беспорядке черными волосами, чтобы понять, что я пропала. Правильные и тонкие черты, прямой нос, темные глаза — мой типаж. Я не могла не влюбиться в него. Герман Эдуардович едва заметно кивнул мне и отвернулся, давая понять, что его разговор не закончен. Я трясущимися пальцами пыталась вставить ключ в замок. Но мерзкая железка выскользнула и упала на пол. Я присела, чтобы поднять ключ и уронила свои бумаги. Господи! Ну что за день! Зачем я тогда пошла по этому злосчастному коридору!
Я собрала бумаги, подняла ключ и решительно засунула его в замок.
- Давайте лучше я, - произнес голос за спиной, такой же низкий и бархатный, как у его матери, обворожительный просто. Я рассердилась на себя.
- С замком я как-нибудь справлюсь, - процедила я сквозь зубы.
- Не сомневаюсь, - насмешливо сказал молодой человек. Эта насмешка меня просто убила. Да он же меня считает полным дилетантом! Я готова была расплакаться.
В это время щелкнул замок, и дверь открылась. Я победно вошла в кабинет и двинулась к столу положить бумаги.
- Давайте побыстрее закончим с этим, - пренебрежительно сказал Герман Эдуардович.
- Время консультации 45 минут, - деловито произнесла я, - но, если Вы захотите уйти раньше, я не буду Вас задерживать.
- Это прекрасно.
Он закрыл за собой дверь. Мы оказались в тишине, которая давила меня каким-то незнакомым напряжением. Он был так красив. Серьезное лицо выражало спокойствие и уверенность. В глазах невозможно было разглядеть ничего. Самообладание у него было по-видимому на высочайшем уровне. Хотя ему-то что волноваться. Но мне показалось, что стена, которую выстроил Герман Эдуардович из своей уверенности и спокойствия для чего-то нужна ему, для чего-то очень серьезного.
- Почему Вы на меня так смотрите? - спросил он с некоторой неприязнью, которую ему почти удалось скрыть от меня.
- Простите. Я не хотела показаться невежливой, - быстро спохватилась я. Не могла же я сказать ему, что он мне просто безумно понравился.
- Не нужно меня изучать, - спокойно сказал он. В его голосе звучал приказ, который невозможно было проигнорировать.
- Это Вы сами записались ко мне на прием, - парировала я.
- Ну, уж нет, - усмехнулся он. И я успела отметить, что выражение легкой иронии делает его лицо живым и еще более притягательным. Я попыталась стряхнуть наваждение, а он продолжил:
- Это моя мама записала меня к Вам.
- Пусть так, - согласилась я и улыбнулась ему, - но Вы пришли сами. Вас на веревке никто, кажется, не тащил.
- Это верно, - вздохнул он, - но давайте побыстрее закончим это.