- Мы были с Николой в Русском музее, - продолжила разъяснять мне Каори. – Там я нашла только одну женскую фамилию.
- Может, там не хватает японской, - улыбнулась я.
- Только музей-то Русский, - проворчала Каори. – И теперь мне нравится графический дизайн. Я хочу иллюстрировать книги.
- А вот это замечательно! – воскликнула я.
- Ты думаешь? – смущенно улыбнулась Каори.
- Конечно, - кивнула я. – Это же твоя жизнь. Очень важно заниматься тем, что тебе нравится.
Мы сидели и просто болтали. Каори обладала каким-то уникальным даром. Она умела очень быстро отвлечь меня от моих грустных мыслей. Ее непосредственность и искренность, какая-то незамутненная наивность и рассудительность заставляли меня иначе смотреть на мир. То, что мне казалось неразрешимым, практически невозможным вдруг переставало так сильно волновать меня и становилось всего лишь деталью моей большой жизни. Так произошло и сейчас. Я сидела и с удовольствием смотрела на радость Каори.
Неожиданно, как из-под земли материализовался Урманов. Он встал за спиной Каори, глядя на меня и приложив палец к губам, чтобы я не раскрыла его присутствия. Он тоже был доволен, улыбался во весь рот. Светлая шевелюра растрепана ветром. Он быстро нагнулся и поцеловал Каори в щеку, нежно обнимая за плечи.
- Ты рассказала? – быстро спросил Никола.
- Не успела, - пропела Каори. Она будто ждала его, даже не удивилась.
- Рассказала, что? – спросила я осторожно.
- Никола предложил мне стать его женой, - краснея, проговорила Каори. Урманов сел на стул рядом с ней. Как он на нее смотрел! Бывает же такое! Вся нежность мира сосредоточилась в этом его взгляде. Разве мужчины умеют так смотреть? В его глазах было столько всего. Мне даже завидно стало. Строгов никогда на меня так не смотрел. Правда, он смотрел по-другому. Может, у каждой пары свои взгляды, свое уникальное значение этих взглядов? Ведь за все дары мира мне Урманов не нужен. Зато нужен Строгов, которого рядом не было. Внутри шевельнулась грусть и немного обида. Но я не позволила себе испортить радость момента. Не из-за Каори, а из-за себя. Так хотелось порадоваться за ребят.
- Я очень за вас рада! – сказала я, постаравшись вложить в эти слова всю искренность и радость, на какую была способна.
- Спасибо, Лиза, - прошептала счастливая Каори.
- Спасибо, - кивнул Никола, переводя на меня взгляд. – Кстати, Герыч звонил, - обронил он. – Сказал, что все улажено с наследством. Так что он скоро приедет, - заключил Никола, поглядывая на меня с каким-то сомнением.
Я кивнула. Спрашивать, почему Строгов не позвонил мне лично не хотелось. Его спешный отъезд застал нас обоих врасплох. Мы не успели ни поговорить, ни обсудить мое выступление. Я так и осталась в каком-то смятении. Хотела поговорить с Натальей Викторовной, но у меня сложилось стойкое впечатление, что она меня избегает. Оставалась работа. Но почему-то теперь она совершенно не доставляла никакого удовольствия, никакой радости.
Неожиданно зазвонил телефон. Я вздрогнула. Пронеслась мысль, что это Гера. Я схватила трубку, не глядя.
- Лиза, привет! – проорала трубка Любиным голосом.
- Люба! Господи, ты где? – я была так рада ее слышать, что даже не разочаровалась, что не Строгов звонит.
- Я в Севастополе. У меня выступление через два дня. Как раз на восьмое марта. Приезжай.
- Какое выступление? – опешила я. – Ты что не в Питере?
- Я же говорю, в Севастополе, - неожиданно в ухо грянула музыка.
- Люба, я ничего не поняла, - крикнула я в телефон.
- Адрес скину эсэмэской, - прокричала она и отключилась.
- Бред какой-то, - пробормотала я, глядя на погасший экран.
- Что случилось? – спросил Урманов.
- Люба, похоже, опять в какую-то историю влипла, - сказала я, скептически разглядывая телефон. – Просит приехать. Вот, адрес прислала, - я повернула телефон Николе.
- О! – воскликнул он. – Севастополь! Крым! Слушай, это же здорово! А поехали вместе?
- Куда? – тоскливо спросила я.
- В Крыму весной – чудо как хорошо, - мечтательно протянул Урманов. – Любимая, - обратился он Каори, - ты была в Крыму весной?
- Я вообще в Крыму не была, - улыбнулась Каори.