И, не думая отдыхать, хотя врач прописал ему полный покой, Ромео, весь дрожа как в лихорадке, то закипая от злости, то цепенея от собственного бессилия, бился над загадкой, которая никак не поддавалась его мозговой атаке. Не в силах заснуть, он снова и снова перебирал в голове вопросы, без ответа на которые ему ни за что не обезвредить это странное семейство. Для чего им так нужна была донна Софья, что они сочли необходимым полностью ввести ее в свой ансамбль, не остановившись даже перед тем, чтобы изображать квинтет вместо квартета? Какие отношения связывали Гольфолина с Кантоньерой? Почему у Баколи вдруг сдали нервы, и он решил переметнуться в противоположный лагерь? Ведь тот факт, что в дом Гольфолина его послал хозяин кабачка, неопровержимо доказывает, что он тоже был из их компании.
Как уж на сковородке, Тарчинини снова и снова переворачивался на своей больничной койке. В больнице царило полное безмолвие. Где-то вдали старинные часы пробили первый час нового дня. Счастливые... те, кто может заснуть, с горькой завистью подумал Ромео. Споря с самим собой, он все пытался обнаружить мотивы, по которым Гольфолина заставили тогда Софью принять участие в репетиции, даже рискуя, что постоялец мог заметить, сколь дилетантски беспомощно ее исполнение. Если хорошенько поразмыслить, то это не только странно, но и довольно небезопасно. Какое, в конце концов, дело веронцу, играет Софья вместе с семейством или нет? Чтобы оправдать ее отъезд из Бергамо на гастроли? Но с какой стати это должно интересовать приезжего профессора археологии? И тут вдруг ему стало совершенно очевидно, что если Гольфолина и играли перед ним эту комедию, то единственно потому, что с самого начала знали, кто он есть на самом деле. И этот наспех поставленный спектакль разыгрывали они вовсе не перед самозваным неаполитанцем, а перед комиссаром полиции Тарчинини, чье присутствие в доме не на шутку их встревожило. Пусть так, но почему же, в таком случае, они согласились сдать ему комнату? Ведь проще простого было взять и отказать с самого начала... И тут опять же напрашивался один-единственный ответ: когда Тарчинини пришел туда впервые, Гольфолина еще не подозревали, что он мог представлять для них хоть какую-нибудь опасность. Когда же они все это обнаружили и каким образом? И с горечью, все возраставшей по мере того, как он продвигался вперед в своих логических построениях, Ромео вынужден был признать: все просто-напросто смеялись за его спиной — и Гольфолина, и Кантоньера, и Тереза. Подумав об унизительной роли, которую отводили ему в этом спектакле, он затрясся от ярости. Уязвленное самолюбие до предела напрягло умственные способности комиссара, заставило собрать в кулак всю волю и энергию, бросить все силы на скорейшее разоблачение этих негодяев, виновных не только в преступлениях перед обществом, но и позволивших себе сделать мартышку из самого проницательного полицейского во всей Вероне. Такого оскорбления Тарчинини снести не мог и, будто на втором дыхании, с остервенением снова начал ломать голову над загадкой.
Выходит, уже зная истинное лицо приезжего, Гольфолина пожелали убедить его, будто Софья тоже выступает в концертах... Ромео попытался восстановить в памяти все, что было связано с отъездом ансамбля. Донна Клаудия, наблюдающая за сборами путешественников, упаковкой инструментов... Интересно, а донна Софья тоже брала с собой свой бесполезный альт? Если да, то, на первый взгляд, это, казалось бы, лишено всякого смысла… Но Ромео достаточно хорошо знал свое дело, чтобы не сомневаться в одном: преступники никогда не совершают бессмысленных поступков... Значит, если молодая женщина повсюду сопровождала музыкальное семейство, то, скорее всего, с ней вместе разъезжал и ее альт? Но с какой целью?
И тут на веронца вдруг словно снизошло какое-то откровение. С бешено колотящимся сердцем он вскочил с подушки, присел в кровати. Кажется, теперь он наконец-то все понял! Кто мог заподозрить, что вместо музыкального инструмента донна Софья перевозила в своем футляре совсем другое?.. Тарчинини нажал на звонок для вызова медсестры. Появившаяся женщина неопределенного возраста — где-то между первой и второй молодостью, но, пожалуй, гораздо ближе к последней — обеспокоенно поинтересовалась:
— Что-нибудь не так, синьор? Может, вызвать дежурного врача?
— Нет. Попрошу вас от моего имени позвонить в одно место.
— В такой час? Ma che! Вы что, хотите, чтобы я всех перебудила?
— Вы угадали, милочка! Я именно хочу, чтобы вы разбудили комиссара Манфредо Сабацию.
— Но ведь он, наверное, спит?
— Конечно. Иначе как бы вам удалось его разбудить?
— И что я должна ему сказать?
— Чтобы он немедленно явился сюда.
— И вы... что же... думаете, что он послушается?
— Даже не сомневаюсь.
Менее чем через двадцать минут, наскоро натянув поверх пижамы халат, комиссар Сабация уже входил в палату к Ромео.
— Что случилось, Тарчинини? — вид у него был явно це слишком довольный.
— Похоже, я разгадал загадку, во всяком случае, в главном.
— Не может быть! — с Сабации сразу как рукой сняло все раздражение, и он напрочь забыл, что, едва заснув, был среди ночи поднят с постели.
— Может...
— И что дальше?
— А дальше, мой дорогой комиссар, я хотел бы, чтобы завтра утром, как можно пораньше, вы прислали бы мне полицейские рапорты с перечнем городов, где за последние полгода были обнаружены наркотики, а вместе с ними подробные сведения о последних концертных гастролях семейства Гольфолина.
— Вы что, думаете?..
— Позволю себе утверждать, комиссар, что я уже не думаю, а совершенно уверен, и жду от вас доказательств, которые дадут мне возможность подтвердить это документально.
***
Проснулся Тарчинини с улыбкой на устах, вся палата была уже залита ярким солнечным светом. Уверенный, что победа уже не за горами, он полностью расслабился и сладко проспал весь остаток ночи. Из этого блаженного состояния его вывело появление очаровательной молоденькой медсестры, за ней по пятам следовал какой-то тип в штатском, что не мешало с первого взгляда распознать его профессиональную принадлежность. Это был посланник Манфредо Сабации. Не теряя времени на соблюдение правил хорошего тона, полицейский сразу протянул Ромео пакет.
— Это вам, синьор, сами знаете, от кого.
— Благодарю вас.
И, не прибавив более ни слова, немедленно вышел вон. Из всех троих удивилась, пожалуй, только одна медсестра.
— Странный тип! — не удержалась она от замечания.
Наш веронец тут же рассмеялся. Ему явно нравилась эта девушка. Рыженькая, со славной смышленой мордашкой. Сразу позабыв про свои полицейские хлопоты, Джульеттин муж поддался зову природной галантности.
— Дитя мое, вам уже кто-нибудь говорил, что вы просто очаровательны?
— Да, и очень часто! — кокетливо ответила она.
Этого оказалось достаточно, чтобы воспламенить пылкое сердце Тарчинини. Протянув правую руку, он проворно обнял медсестру за талию.
— Судя по оттенку волос и цвету кожи, держу пари, что вы родом из Венеции, я угадал?
— Вовсе нет, синьор! Я из Милана!
Ромео вдруг вскрикнул и сразу отпустил девушку.
— В чем дело, синьор? Вы что, не любите миланцев?
— Да нет, я их просто обожаю, особенно миланок! Вы даже представить себе не можете, как я люблю миланок, особенно если они похожи на вас!
Малышка замурлыкала от удовольствия и вышла, так соблазнительно покачивая бедрами, что в другое время одно это могло бы сразу довести Ромео почти до апоплексического удара, но сейчас — чтобы ни думала о том очаровательная медсестра — мысли полицейского были очень далеко. Наконец-то он вспомнил, что поразило его тогда в моряке, столкнувшемся с ним на пороге «Меланхолической сирены» — у него в руке была коробка из кондитерской, с надписью «Милан», точь-в-точь такая же, как и та, с которой он встретил когда-то в городе Терезу. Значит, вот как доставляют наркотики в Бергамо... Кто мог бы догадаться, что в элегантной коробочке из-под пирожных скрыто столько зелья, что им можно одурманить многие тысячи людей? Сразу лее стало ясно, какую роль играл в этих операциях Кантоньера и кто мог попытаться убрать с дороги явно становящегося обременительно любопытным Тарчинини. Скорее всего, в церкви Санта Мария Маджоре орудовал все тот же моряк, а накануне вечером — кто-то из семейства Гольфолина. Так вот почему Тереза рассказала ему об участии Кантоньеры в истории с Баколи — просто она уже знала, что собеседнику теперь недолго осталось жить на этом свете. Ну, а исполнителем, конечно же, стал ее дружок Марчелло. Ну и дрянь!