— Кумыс льется к счастью! Благодаря этому егасу[20] Хоборос проживет триста лет и трижды успеет выскочить замуж! — раздался насмешливый голос Беке.
— Это ты, негодница? — вдруг крикнула Боккоя.
Аныс шмыгнула мимо Боккои во двор: она только что опрокинула огромный егас кумыса.
— Нюргуна, что сидишь такая хмурая? — выглянул Беке. — Радуйся — нашелся и для тебя женишок! Не жених-клад: то ли кривой, то ли дурак дураком!
— Ладно тебе! — оборвала его Боккоя. — Нюргуна, помоги масло достать. Надо спешить, скоро повезем угощение!
Нюргуна спустилась в подполье и стала со злостью выбрасывать оттуда все, что попадалось под руку. Вдруг к ней в подвал нырнула Аныс.
— Подожди, не швыряй! Давай лучше полопаем!
Она открыла чабычах[21]. Там оказались юрюмэ.
— Ах, какие вкусные блинчики! Сама Боккоя стряпала. Ну, Нюргуна, попробуй! Хоть лизни!
— Быстрей, балбесы! Люди ждут давно! — распоряжалась наверху Боккоя.
Батраки торопливо грузили на возы кушанья.
Нюргуна натянула поводья.
— Ну вот и все. Место казни, — прошептала она, протянув руку в сторону лужка, на котором уже кипел праздник.
— Не горюй, Кыыс-Хотун! — положила ей руку на плечо Аныс.
Она тоже, на коне, только у нее рыжий, а у Нюргуны — белый. Нюргуна, как и Аныс, вся в белом. Лицо закрывает большое белое покрывало. По обычаю невеста поднимет его только перед женихом.
— Аныс, ты помнишь, как в сказке добрый молодец, трижды перекувыркнувшись, превращается в птицу?
— Платье измажешь, — рассмеялась Аныс.
— Нет, серьезно. Ты бы попросила шаманку Ульяну — она тебе тетка вроде. Пусть превратит меня… Говорят, она сама, когда захочет, уточкой становится.
— Теперь уже поздно к шаманке скакать!
— А может, она на ысыахе?
— Здесь ей колдовать никто не даст. Э-э, выпутаемся сами! Ну! — стукнула Аныс пятками своего коня.
На лугу — шум, веселье. Большая часть гостей с оживленными криками наблюдала за схваткой борцов. Другие ели конское мясо, запивая его кумысом. Нюргуна и Аныс остановились поодаль, под березками у шалаша. Молодым девушкам неприлично бегать взад-вперед перед чужими людьми. Хобо-рос этого терпеть не может. Тем более сегодня — невесту вообще никто не должен видеть.
Но, оказалось, их появление не осталось незамеченным. Подбежала в огненно-красном платье Олексас — веселая жена Мики:
— Ая-яй! Обе в белых платьях! Где ты достала такое, Аныс?
— Нюргуна подарила.
— О-о, у Нюргуны уже есть, о что дарить! Скоро совсем богатой хозяйкой станет. А как похожи вы, девушки, в этих платьях! Прямо близнецы.
— Я же тебе говорила, никто не заметит, — шепнула Аныс, когда Олексас улетучилась. — Видишь, и она говорит, что похожи.
— Боюсь я. Лучше пойду и прямо скажу: не хочу!
— Перестань.
В это мгновенье послышалось торжественное и вместе с тем задорное пение. Начался осуохай. Сто или двести человек — все, кто был на поляне, — взялись за руки и пошли вокруг нее. Словно огромное разноцветное колесо, закружился хоровод, повторяя здравицы запевалы. И Нюргуне так захотелось в круг — хоть плачь! Но Беке, который неизвестно когда появился рядом, цепко схватил ее за руку:
— Сиди! Иначе весь наш план провалится.
— Беке, а ты видел жениха?
— Да видел, — передернул плечами парень. — Молодой вроде, а в глазах — такая муть! Смотри — рядом с учителем!
Нюргуна вгляделась в пеструю ленту танцующих. Ах да, вот Василий Макарович. Он передвигается машинально, словно нехотя, лицо у него совсем не праздничное. А Хоборос надеялась, что ысыах развлечет мужа. О господи, подбежать бы, вырвать его из круга, упасть перед ним на колени — спаси, освободи, увези, куда хочешь! Поздно. Поздно. Плечом к плечу с любимым, просунув руку ему под локоть, как-то странно передергиваясь, приплясывает тот, кто уже сегодня станет навеки ее господином. Он худ и невзрачен, у него острые скулы и плечи. Если б еще не плясал он рядом с Василием…
— Ну как? По-моему, он под хмельком, и порядком, — посмеивался Беке.
Нюргуна удивилась. Как же так?
Приехать бог знает откуда, чтобы устроить свою и чужую судьбу, и напиться? Нет, нет, ни в коем случае…
Осуохай еще не кончился, когда на середину круга с узорчатой тростью в руке вышла Хоборос и взмахнула ею. Воцарилась мертвая тишина.
— Люди добрые! — так громко, что до Нюргуны доносилось каждое слово, начала она. — Этот ысыах мы с мужем собрали в честь племянницы нашей, Нюргуны, в честь ее вступления в новую жизнь. Не благодарите нас — благодарите ее! Вот суженый ее — Афанасий Иванович Кириллин. Он приехал издалека, прослышав о красоте и кротости нашей невесты. Да будет мир и счастье в их доме!