– Главное всегда человеком оставаться, – пафосно изрекает Витек и маленькими глотками выпивает водку.
Я следую его примеру.
До автобуса еще где-то минут сорок. Мы лежим в траве, в нескольких метрах от нас несет свои воды неприметная речушка. Совершенно невозможно предположить, что редкая птица долетит до середины Днепра. Я переплыву его за пару минут, что уж тут говорить о редкой птице.
– Днепр у вас какой-то хилый, – угадывает мои мысли Витек.
– Бывает, – пьяно отвечаю я.
Он садится, залазит в свою сумку, копается там и достает камуфляжную маску.
– На, держи, – протягивает он мне маску, – подарок.
Я тут же одеваю ее на голову. Витек заливисто ржет.
– Неужели и я так же дибильно выглядел? – Сквозь смех выдавливает он.
– А че ты вообще в армию пошел? – Спрашиваю я, – сам или забрали?
– Из института погнали на втором курсе, ну, я к бате на завод устроился, а потом повестка пришла, ну, я и пошел.
– Понятно. Водка вставила что-то сильно.
– Да, есть малеха. Без закуски потому что. Хули.
– Что, по последней и пойдем?
– Давай, – он доливает водку и выбрасывает пустую бутылку в кусты.
Мы закуриваем по сигарете, выпиваем и молча сидим, уставившись на реку. Хорошо. Спокойно. Жирный шмель лениво переваливается с цветка на цветок. Витек взмахом руки отгоняет его подальше.
– Бля, заебись на гражданке, – философски замечает он.
– Наверное, – мне не с чем сравнивать, но не сказал бы, что происходящее мне не нравится.
– Ладно, пора, батька с мамкой заждались уже поди.
Мы встаем и идем к автобусу. От выпитой водки шатает. Приходим за десять минут до отправления, Витек залезает на подножку, что-то спрашивает у водителя, поворачивается.
– Леха, – он сцепляет руки и трясет ими, – шарик он круглый. Хули. Даст бог – свидимся. Удачи.
Он исчезает в салоне. Я поворачиваюсь и медленно бреду к трамвайной остановке. Солнце припекает достаточно сильно. От температуры опьянение усиливается. Меня неплохо накрывает.
Сижу на скамейке, спрятавшись в тень остановки, курю. Рядом в пыли играют цыганские дети, две смуглые женщины, окутавшись разноцветными платками, наблюдают за ними.
Приходит трамвай, залезаю, цыгане вместе с остановкой плавно отъезжают назад. Прислоняюсь лбом к прохладному стеклу. Трамвай, громыхая своими старыми ржавыми суставами, медленно тащится в гору. Внизу маленькой змейкой извивается Днепр, маленькие двух и трехэтажные дома утопают в зелени. Кое-где выныривают купола церквей.
На остановке "Стадион Спартак" заходит Димон, чувак из моего класса.
– О, здорово, – удивляется он, – чего в школу не пришел сегодня?
– Да влом было.
– Ты куда едешь?
– Домой.
– Может пивчанского вдарим? – Предлагает он.
– Не, в жопу, спать охота.
– Ну, как знаешь, – он поднимается, – ладно, давай, мне сходить.
– Давай.
Димон выходит и какой-то нелепой прыгающей походкой скачет к ларьку с надписью "Белорусское пиво в розлив". У ларька очередь пять человек. Все со своими бидонами. Интересно, а у Димона тара есть? Неужели в портфеле прячет? Дворами ковыляю к дому, от жары накрывает уже конкретно. Заваливаюсь в квартиру, снимаю кеды и, едва пройдя внутрь, блюю в ванну.
Чищу зубы, смываю за собой, пью чай на кухне и заваливаюсь на диван спать. Когда просыпаюсь, мама уже дома.
– Кофе будешь пить, я только сварила? – Спрашивает она.
– Давай.
– Я тебе шоколадку купила, возьми на столе на кухне, если захочешь.
– Ладно, – я вспоминаю про молоко и батон, – забыл молоко с хлебом купить.
– Билет хоть купил? – Вздыхает она.
– Билет купил.
Через два дня родители провожают меня в Москву на майские вступительные экзамены. Мы стоим на перроне, проводница просит пассажиров заходить в вагон.
– Внимательно условия читай и проверяй все, – говорит мама.
– И не торопись, – подсказывает отец.
– И, главное, не расстраивайся, если плохо напишешь. В конце концов на основных экзаменах в июне можно будет еще раз попробовать.
Заскакиваю в вагон и машу им рукой.
– Как выйду с экзамена, позвоню, – кричу я им.
Состав трогается. Отец обнимает мать, они поворачиваются и уходят.
Письменный экзамен я сдал на восемь из десяти и прошел на устный, где меня успешно смешали с говном, поставили восьмерку и послали нах. Чтобы поступить нужно было устный сдать на десять из десяти.
Вопреки маминому совету, я сильно расстроился, приехал домой, уже конкретно положил на учебу и по восемь часов в день решал задачи с вступительных экзаменов. Каждый день. В течение полутора месяцев.
А Витькину камуфляжную маску я куда-то успешно проебал. Его, кстати, больше ни разу не видел.
Но мне почему-то кажется, что когда-нибудь мы обязательно встретимся.
Потому что шарик он круглый.
Хули.
ГЛАВА 6
Первое, что я сделал приехав в Москву, купил здоровенные гриндера черно-белой раскраски с солидными железными мысами. На это ушли все деньги, которые родители дали мне на месяц. В Смоленске такие носили только самые модные чуваки. Эти ботинки были для меня тогда пределом мечтаний. Я вышел из магазина, выкинул свои рваные кеды в мусорный бак, достал пачку синего LD и закурил. На душе легко и радостно. Был конец августа 2000-го года.
Двумя месяцами ранее я закончил школу, получил аттестат о среднем образовании, честно нажрался на выпускном вечере и поехал в Москву поступать в университет. Московский Государственный Университет имени М.В. Ломоносова, механико-математический факультет. Сдал два экзамена по математике. Получил восемнадцать баллов из двадцати. Написал сочинение и, уехал домой ждать результаты. За сочинение поставили трояк, а это означало, что у меня на один балл больше проходного.
Меня заселили в общагу на Ломоносовском проспекте. Первые месяцы я никак не мог привыкнуть к своим однокурсникам. Дистрофическое телосложение, толстенные очки, взлохмаченная шевелюра, рожа, сплошь усыпанная прыщами, тошнотворный запах и нечищеные зубы – типичный студент нашего факультета. Если добавить к этому еще то, что все они мыслили и действовали согласно своим, очень странным для остальных людей, понятиям, то получалась адская смесь. Общение с ними у меня долго не складывалось. Хорошо, что на нашем этаже в общаге из ста человек нашлось десять-пятнадцать обычных чуваков. Они, также как и я, шарахались от этих немытых динозавров. Мы познакомились в первый день на лестнице в курилке. Было первое сентября. Для студентов это праздник, а праздники принято отмечать. Денег у меня не было, но как оказалось, они и не были нужны. Водка появлялась ниоткуда в самый нужный момент. Второго сентября я проснулся в восемь утра и пошел учиться. Мне было семнадцать лет. О том, что после попоек бывает похмелье, я еще и не подозревал.
Отсидел лекцию по истории и семинар по алгебре. Больше в этот день пар не было. Пошел в общагу. На улице перед ФДСом сидели вчерашние знакомые и пили пиво. Я поздоровался и подсел к ним. Мне протянули бутылку. Второе сентября закончилось так же, как и первое. Последнее, что я помню, это как незнакомый парень вваливается в комнату и с грохотом ставит на стол четыре бутылки водки.
Мы бухали постоянно. Раз в два месяца я уезжал на выходные домой и в эти дни не пил. Приезжал в понедельник и все начиналось по новой. До двух часов дня учеба, потом бухалово в общаге. Проблемы денег не существовало. Есть бабки – идешь в магазин и покупаешь водку на все, нет – пьешь за чужой счет. Дают стипендию – все идут в магазин. Вход в общежитие прекращался в двенадцать ночи. Потом начинался обход. Два охранника и дежурная ходили по коридорам и прислушивались к ночным шорохам. Не бухает ли кто-то за дверью? Запалят – докладная на факультет. Две докладные – строгач и вон из общаги. Два строгача – прощай университет.