"Другую половину отдаю учению. Предоставляю ему избирать из 7 предметов то, к чему его тянет.
"Все это, как видите, написано кое-как. Я буду еще, если Бог велит, перерабатывать это...
"Мне еще хочется добавить то, что я бы не советовал ничего затевать нового, как переезд на другое место или какое-либо теоретическое предопределение того, какая должна быть школа, не советовал бы и приглашать учителей, помощников, ни учеников, а пользоваться теми условиями, какие есть, развивая или, скорее, предоставляя развиваться дальнейшему.
"Прибавляю еще о рисовании и музыке...
"Обучение на фортепиано есть резкий признак ложно поставленного воспитания. Как в рисовании, так и в музыке, дети должны быть обучаемы, пользуясь самыми всегда
доступными средствами (в рисовании мелом, углем, карандашом, в музыке - своей глоткой уметь передавать то, что они видят или слышат). Это начало. Если бы после - что очень жалко - для исключительных оказалось особенное дарование, тогда можно учиться писать масляными красками или играть па дорогих инструментах.
"Для обучения этой элементарной грамоте рисовальной и музыкальной, я знаю, что есть хорошие, новые руководства.
"Для обучения же языкам - чем больше, тем лучше - я думаю, надо учить французскому, немецкому, непременно английскому и эсперанто, если можно. И учить надо, предлагая им читать знакомую по-русски книгу, стараясь понимать общий смысл, попутно обращая внимание на нужнейшие слова, корни слов и грамматические формы"...
Огромное значение, какое Толстой придает изучению языков, вполне понятно в виду того изолированного положения, в каком находится Россия по своему языку. Сравнительно немногие иностранцы дают себе труд заниматься изучением русского языка. Что маленькие дети легко научаются говорить на нескольких иностранных языках так же хорошо, как на своем родном, это факт общеизвестный. Но стоит ли заниматься языками так много в более позднем возрасте или при отсутствии особой склонности к ним, это для меня еще подлежит сомнению. Во всяком случае предложение Толстого не может принести вреда при том условии, при каком оно делается: учить лишь тех, которые хотят учиться.
В другом письме 1902 года, адресованном к одной близкой своей родственнице, Толстой высказывает еще несколько мыслей по вопросу о воспитании и обучении.
"Надо детей учить как можно меньше. Это потому, что если дети вырастут, не научившись чему-нибудь - это далеко не так опасно, как то, что случается почти со всеми детьми, особенно когда матери, не знающие тех предметов, которым обучаются дети, руководят их воспитанием, - именно то, что они получают indigestion учения и потому отвращение к нему. Учиться, и успешно, может ребенок или человек, когда у него есть аппетит к изучаемому. Без этого же это вред, ужасный вред, делающий людей умственными калеками. Поверь, что если бы это не было делом так-ой огромной важности, я бы не стал писать тебе об этом.
"Но тут обычное возражение: если дети не будут учиться - чем они будут заняты?
Бабками и всякими глупостями и гадостями с крестьянскими ребятами? При нашем барском устройстве жизни возражение это имеет разумный смысл. Но разве необходимо приучать детей к барской жизни, т.е. к тому, чтобы они знали, что все их потребности кем-то как-то удовлетворяются без малейшего их участия: в этом удовлетворении. И поэтому я думаю, что первое условие хорошего воспитания есть то, чтобы ребенок знал, что все, чем он пользуется, не падает готовым с неба, а есть произведение труда чужих людей. Понять, что все, чем он живет, есть труд чужих, не знающих и не любящих его людей, - это уж слишком много для ребенка (дай Бог, чтобы он понял это, когда он вырастет), но понять то, что горшок, в которой он ходил, вылит и вымыт без всякого удовольствия няней или прислугой, и также вычищены и вымыты ботинки и калоши, которые он всегда надевает чистыми и т. п., - что все это делается не само собой и не из любви к нему, а по каким-то другим, непонятным ему причинам - это он может и должен понять; и ему должно быть совестно. Если же ему не совестно и он продолжает пользоваться этим, то это начало самого дурного воспитания и оставляет глубочайшие следы на всю жизнь. Избежать же этого так просто; и это то самое я, говоря высоким слогом с одра смерти *(Письмо это относится ко времени тяжкой болезни Льва. Николаевича. Примеч. ред.) умоляю тебя сделать для твоих детей. Пусть все, что они в силах делать для себя - выносить свои нечистоты, приносить воду, мыть посуду, убирать комнату, чистить сапоги, платье, накрывать на стол и т. п., --пусть делают сами. Поверь мне, что как ни кажется ничтожным это дело, оно в сотни раз важнее для счастья твоих детей, чем знание французского языка, истории и т. п. Ради Бога, для блага своих детей, обдумай это. Это сразу достигает двух целей: и дает возможность меньше учиться, самым полезным и естественным образом наполняя время, и приучает детей к простоте, труду и самостоятельности. Пожалуйста, пожалуйста сделай это! Будешь радоваться с первым месяцем, а дети еще больше. Если к этому можно прибавить земельную работу, хотя бы в виде огородика, то это хорошо, но из этого большею частью выходит игрушка. Необходимость ходить за собой и выносить свои нечистоты признана всеми лучшими школами, как Бедельской, где сам директор школы принимает в этом участие.