Так и вышло. Шубин от вида Славки зеленел и стачивал от злости зубы, Прутков наоборот, почему-то возлюбил как родного сына. А крайний был Виктор, регулярно получающий по голове за Славкины залеты. Он потом отыгрывался на Ларине, но тому было как с гуся вода. Но вообще, Славку в полку полюбили. Он был добрый, веселый, любитель песен и розыгрышей, ради красного словца не щадящий никого. И к тому же летчик от Бога. Жаль, что к занятиям по тактике он относился с явной прохладцей, без энтузиазма.
Зато радовал Остряков. С ним Саблин тогда здорово угадал — парень схватывал все буквально на лету, весьма недурно пилотировал и, в общем, подавал надежды. Жаль, что с таким ведущим как Ларин, выжить ему будет не просто…
Соломин обогнал растянувшееся змейкой звено, нагнал Виктора и весело ухмыляясь, протянул несколько ранних, еще неспелых черешен.
— Вкусная штука, — сказан он, выплевывая косточки, — я и не знал, что такое тут растет. Девчонки наши где-то промыслили. Слыхал новость? Наш полк переводят!
— Да иди ты, — не поверил Саблин. Рябченко навострил уши.
— В штабе шептались, — обиделся Лешка, — я слышал. Вот только еще неизвестно куда.
— Вот бы на Кубань, — размечтался Колька, — там сейчас самые бои…
Саблин и Соломин посмотрели на него как на опасного душевнобольного.
— Тяжелый случай, — сказал Лешка.
— Пациент нуждается в амбулаторном лечении, — добавил Виктор.
— Чего вы? — удивился Колька, — вон, вчера же, замполит рассказывал. Немцев там лупят и в хвост и в гриву, а мы тут штаны протираем. Раз в неделю вылетаем на перехват и то… — после того как Николаю засчитали сбитого Юнкерса, он рвался в бой. Известия о воздушных боях на Кубани, появляющиеся в прессе заметки об отличившихся в этом сражении летчиков, влияли на него словно звук боевой трубы на старого рыцарского коня. Он едва не рыл землю копытом. Вдобавок ему до сих пор задерживали присвоение офицерского звания, что, при обилии новичков — младших лейтенантов, сделало его немного нервным.
— Вчера читал, — добавил Рябченко, — что капитан Покрышкин сбил десять самолетов. За три недели боев, представляете? Уж ты бы, командир, насшибал никак не меньше…
— Покрышкин, — Виктор задумался, — гм. Интересно.
— Ты его знаешь? — удивился Лешка.
— Ну как сказать. В марте сорок второго мельком видел, когда их полку МиГи передавали. У меня тогда сбитых больше чем у него было. Хе. Силен мужик, столько наколошматить. А ты, Коля, не боись. На твой век войны хватит. Хлебнешь еще через край, — успокоил ведомого Виктор.
— Я не боюсь. Я только понять не могу. Там народ сбивает, а мы тут сидим.
— Надо пополнение в строй ввести, — пояснил Соломин, — думаешь, чего уже вторую неделю занятия идут? Полк к боям готовят. Потери-то большие были.
Новость о Покрышкине не шла у Виктора из головы. Получается, что известный в его прошлом ас, становится знаменитым и в этом мире. Та может это и есть тот самый мир? Или нет? Ответов на эти вопросы пока не было…
…Штабные, как водится, наврали. Полк никуда не перевели. Его просто перебазировали в другое место — километров на пятьдесят ближе к Ростову, на прифронтовой аэродром неподалеку от Новошахтинска. Раньше это было колхозное поле, но затем его укатали и засеяли травой и из всех, ранее встреченных Виктором военных аэродромов, этот оказался самым ровным и просторным. Он был уже прочно обжит. В рощице, расположенной у западной оконечности летного поля, проглядывали укрытые маскировочными сетями "Илы" штурмового полка. Штурмовики были здоровущие, с широко разнесенными тумбообразными ногами и горбатыми спинами. На их фоне юркие "Яки" казались маленькими и хрупкими.
Расположились без всякого намека на комфорт. Изначально летчиков поселили в, чудом уцелевшем, здании местной школы. Разместиться там толком было негде, отсутствовал даже намек на мебель — классы поражали абсолютной пустотой, было вынесено буквально все, что имело хоть какую-то ценность или могло гореть. Пришлось укладываться прямо на полу. Стекол в окнах тоже не было, чем сразу же воспользовались комары, наполнив помещение кровожадным звоном.