Сашино хладнокровие мигом испарилось, и он разрыдался, опустившись на землю рядом со Стасей. Он закрыл лицо руками, и только по вздрагивающей спине можно было понять, что он плачет.
— Я не могла так поступить, — пробормотала Стася. — Это неправда. Все не так.
— Не так?! — взревел Саша и, схватив Стасю за плечи, развернул лицом к фотографии ребенка на мраморе. — Смотри! Смотри, сука! Ты его угробила!
— Не верю! — разрыдалась Стася.
— Ты назвала его в честь любимого папочки. Сама выбрала имя. Говорила, что Сережа — смысл твоей жизни, а на деле… Только представь, каково ему было одному, без мамы, в холодной машине…
— Прекрати!
— Он плакал, когда ты развлекалась…
— Хватит!
— Умирал, когда его мать…
— Прекрати! Хватит!
Стася бросилась на Сашу и стала бить его кулаками в грудь, но ему это был сродни комариному укусу. Он перехватил Стасины руки и одной своей стал удерживать оба ее запястья. Ему нравилось смотреть на ее беспомощность, наконец он чувствовал свою власть. Захотелось закрепить этот результат. Саша шагнул к большой плачущей иве и фактически пригвоздил Стасю к стволу. Продолжая удерживать ее запястья, второй рукой он сжал Стасин подбородок и, не обращая внимания на ее визг, впился в ее губы.
— Мерзавец! — прокричала она, как только он отстранился.
— Мерзавка здесь ты! Разрушила мою жизнь, убила нашего мальчика. Как ты с этим будешь жить, Станислава? Я же специально просил Макса помочь тебе пережить трагедию. Ты чуть с ума не сошла из-за чувства вины. Видит бог, я не хотел тебе рассказывать про Сережу, но ты вынудила.
В сердце Стаси что-то кольнуло. Она не вспомнила Сережу, но волна чувств, возникшая из ниоткуда, заставила ее почувствовать себя матерью. Матерью без ребенка.
— Не может быть… У меня был сын… сын…
Она медленно съехала на землю. Ее сарафан давно перепачкался, но ей было все равно. Мир рухнул в одно мгновение, и теперь осталась лишь боль.
— А дедушка? Почему он ничего не знает о Сереже? — уже спокойнее спросила она.
— Ты сама запретила ему рассказывать. Злилась из-за их ссоры с твоим папой. Ты вообще никому не разрешала говорить о сыне. Я тебе не перечил, даже Оля не знала до вчерашнего дня, что у нас был ребенок. Для меня было главным твое спокойствие.
— И теперь что? Что ты от меня хочешь? Наказать? Да, у тебя это вышло. Я ненавижу себя.
— Я хочу на тебе жениться. Если не хочешь по любви — не надо. Я не прикоснусь к тебе после свадьбы, а потом дам развод. Наш брак — самое малое, что ты можешь сделать, чтобы искупить свою вину передо мной.
— Торгуешься? — усмехнулась Стася.
— Ты не в том положении, чтобы меня попрекать. Хоть сейчас не будь эгоисткой. От нашего брака будет лучше всем. Я получу бизнес твоего деда, тебе он все равно не достанется. Твои родители наконец станут независимыми от его прихотей. А он сам уйдет со спокойной душой. Подумай о других, Стася. Если мы поженимся, все будут в выигрыше. Ты все равно ничего не теряешь. Обещаю, что после развода назначу тебе отличные алименты. Можем прописать это в брачном контракте.
— Что же ты за человек, если обсуждаешь бизнес на могиле сына?
— Жизнь продолжается. Как бы ни было больно, нужно жить дальше. Так что ты скажешь?
— Мне нужно подумать…
Саша чуть не набросился на заплаканную Стасю. Он был готов придушить ее, желательно так, чтобы она как следует помучилась. Но он сдержался. Запустив руки в волосы, он стал маячить перед Стасей, а потом резко остановился и сказал, что будет ждать ее ответа на следующее утро. Домой они ехали в полном молчании.
Стася никого не хотела видеть. Лиля и Макс пытались поговорить о том, как прошел их разговор с Сашей, но она заперлась в своей комнате и их не впустила. Даже с Катюшей она не стала разговаривать, когда та урвала момент, чтобы узнать, что случилось.
Ночью Стася не сомкнула глаз. Она подождала, когда все в доме уснут, плотно задернула шторы, разделась и встала перед большим зеркалом. Ее фигура была практически идеальной. Еле заметный жирок совсем ее не портил, но на животе остались слабо заметные растяжки. Раньше Стася не придавала этому значения, но теперь видела следы своей беременности.
— Сережа… Сереженька, сыночек, прости…
Она была готова отдать все на свете за малейший клочок воспоминаний о сыне. Ни его рождения, ни первого слова или шага, ни улыбки, ни смеха, ни теплых пухлых ручек — Стася не помнила ничего. Она видела сына один-единственный раз на фото, высеченном на могильном камне. И что теперь? Как жить дальше? И нужно ли? У Стаси ничего не осталось, только ненависть к себе. Она снова посмотрела на себя в зеркало и в этот момент приняла решение.