– Это во сколько по времени? – наморщил лоб дерзкий парень.
Хмельнова назвала точное время убийства.
– О, так это вечер. Нас уже тут не было. Мы же до шести работаем. Я вот лично лишней минуты не переработаю. Потому что Гришка мне за это не платит. По мне часы можно сверять. Да мы все так. Верно, пацаны?
Один кивнул, второй замешкался, третий отвернулся. Хмельнова заметила и сделала знак оперативникам: вывести их и опросить. Того, что ее нагло рассматривал, она отпустила через пару минут. Толку от разговоров с ним не было никакого. Они остались с Григорием с глазу на глаз.
– Я прошу вас вспомнить тот день, Григорий. Я знаю, что она уходила из квартиры еще до момента убийства. Отключила дверной звонок, чтобы Баловнева выспалась перед работой в клубе. Так у них было заведено. Знаю, что пошла прямиком сюда. Что было потом?
– Не помню… Не знаю… – он подергал широкими плечами, старательно уводя от нее взгляд. – Времени-то сколько прошло.
– Три недели всего, Григорий. За эти три недели произошло еще два убийства и одно покушение на убийство. Вы не можете просто отмалчиваться и…
– Зато я запросто могу не свидетельствовать против себя и против членов моей семьи.
– Она вам не семья.
– А вот и нет. Мы подали заявление, – с тоской в голосе сообщил он. И кивнул в сторону гаражных ворот. – Их допрашивайте. Я отказываюсь давать показания на любимую девушку.
– Тогда вы становитесь ее соучастником. И вам придется проехать с нами.
– Зачем? – он даже не взглянул на нее, но плечи его опустились.
– Для дачи показаний под протокол. И возможно… – она посмотрела на него тем самым взглядом, который бывшие ее коллеги называли «змеиным», – обстановка немного разрядит напряженность, освежит вашу память, заставит вас быть сговорчивее.
Она позвала сопровождающих. Один из них даже попытался надеть на Григория наручники.
– Не сбегу, – пообещал он, хмуро глянув. – Зачем?..
– Везите его в отдел. И этих двоих тоже. Пусть дают показания под протокол, – скомандовала она, проходя мимо служебной машины.
– А вы, товарищ подполковник?
– А я… А я навещу тот самый дом. Может, и найдутся там для меня ответы. И возлюбленная ваша, возможно, там найдется. А, Григорий, что скажете?
Если она и попала в точку и заставила его занервничать, то он никак не дал этого понять. Служебная машина уехала, увозя Григория и двух его помощников. Хмельнова села в свою машину, на которой благоразумно приехала сюда, и отправилась к дому Сахаровой, Баловневой и иже с ними.
– И иже с ними, – повторяла она без конца, пока ехала. – Не дом, а рассадник какой-то, честное слово!..
Войдя в подъезд, она сразу позвонила в квартиру налево от лестницы. Дверь открыла пожилая женщина в седых кудряшках, в широком платье невероятного алого цвета.
– Софья Романовна, – представилась она слегка жеманным голосом. – Чем могу быть полезна?..
Стоило ей услышать о причине визита, как она невероятно оживилась, позвала свою подругу, которая как раз была у нее в гостях. И они затараторили, не позволяя Хмельновой вставить хотя бы слово.
– Погодите, погодите, уважаемые Софья Романовна и Клавдия Андреевна! – закатила она глаза, прикладывая ладони к груди. – То есть вы утверждаете, что вот эта самая квартира вашей умершей соседки до сих пор обитаема?
Она что-то подобное и предполагала. Потому и нанесла им визит.
– Знаете, до некоторых пор было тихо. Никто не входил и не выходил, – покивала Клавдия Андреевна головой в тугой спортивной повязке. – После гибели Ангелины.
– А до ее гибели? Хождения продолжались? – округлила глаза Хмельнова.
И про себя подумала, что надо было забить эту дверь гвоздями, а не клеить бумажку с печатью. Кого она когда останавливала?
– Да, – недовольно поджала губы Софья Романовна. – И знаете, кто ходил в гости в пустую квартиру?
– Кто же?
– Этот престарелый ловелас! Ему казалось, что женщины нашего возраста давно уже вышли в тираж. И он предпочитал навещать молоденьких танцовщиц, – с легкой обидой проговорила она.
– То есть Золотов продолжил ходить в гости к Ангелине Баловневой уже после того, как хозяйка этой вот квартиры умерла? – уточнила Хмельнова, указав пальцем на дверь, опломбированную узкой бумажкой с синей печатью.
– Конечно, продолжил! И даже мною был застигнут. И знаете, что он мне сказал, когда я сделала ему замечание? – ее щеки раскраснелись пуще прежнего, соперничая цветом с алым платьем. – Он сказал мне: иди спать, бабка. Не стой на пути чужого счастья. Я просто… Я просто… – Голос ее сорвался на слезливый клекот, так ей было обидно. – Я просто была шокирована таким хамством.