Глебов непременно представлял Кийску новых людей, но имена, называемые им, были либо подчеркнуто безликими, либо надуманно вычурными, так что явно не имело смысла пытаться запоминать их.
Традиция не была нарушена и в этот раз.
— Господин Кийск, позвольте представить вам господина Смита, — жест рукой в сторону молодого брюнета. — Господина Ли, — рука переместилась в сторону человека крепкого телосложения с восточными чертами лица. — И господина Штраггратерна, — Глебов указал на пожилого, спокойного человека, похожего на школьного учителя астрономии.
Сам Кийск, судя по всему, в представлении не нуждался.
Посчитав на этом свою миссию исчерпанной, Глебов сел.
Какое-то время Кийска просто молча рассматривали.
Кийск скосил глаза налево, и ему показалось, что он заметил, как высокий, которого он считал военным, ободряюще подмигнул.
— Господин Кийск, — начал Смит. — Мы видели видеозаписи предыдущих бесед с вами, и у нас возникли вопросы, которые мы хотели бы задать вам лично.
— Прошу вас, — сделал приглашающий жест Кийск.
— Правильно ли мы поняли: Лабиринт — это не некое абстрактное понятие, а реально существующие ходы сквозь пространство?
— Именно так. Не с помощью же абстрактных формул мы с Кивановым попали с РХ-183 на Землю.
— Ваш путь в Лабиринте занял три дня. Как вы определяли время?
— У Киванова были часы.
— Вы уверены, что в Лабиринте часы показывали правильное время?
— Нет. Хотя во время ранних посещений Лабиринта никто не замечал сбоев в работе часов.
— Три дня вы ничего не ели и не пили?
— Да. Пока мы находились в Лабиринте, мы не чувствовали ни голода, ни жажды.
— Чем вы это объясняете?
— Возможно, Лабиринт влияет как-то на физиологию.
— За три дня вы пешком проделали путь, который у космического корабля занимает девять дней, — перехватил у Смита эстафету Ли. — А на Земле за это время прошло почти десять лет. Вам не кажется это странным?
— «Странным» — это, пожалуй, слишком мягко сказано, — усмехнулся Кийск. — У меня это просто не укладывается в голове.
— И все же?
— Если вы хотите, чтобы я вам объяснил, как такое могло произойти, то у меня ответа нет. Все дело в свойствах Лабиринта.
— Что вы имеете в виду?
— То, что его ходы проходят не только сквозь пространство, но и сквозь время.
— На удивление простое и ясное объяснение, — голосом, лишенным каких-либо интонаций, произнес Смит.
Только едва заметный прищур выдавал его истинное отношение к словам Кийска.
— А вы попробуйте предложить другое, — неожиданно встал на сторону Кийска молчавший до сих пор третий, с труднозапоминаемым именем, похожий на учителя. — Просматривая беседы с вами, — обратился он к Кийску, — я заметил, что, говоря о Лабиринте, вы наделяете его личностными свойствами. Вы употребляете такие выражения, как «Лабиринт решил», «Лабиринт дал нам понять», «Лабиринт сделал то-то и то-то». Похоже, что вы считаете Лабиринт самоорганизующейся структурой?
— Для меня в этом нет никаких сомнений. Я не представляю себе его природу: был ли он кем-то создан или же возник одновременно со всей Вселенной? Не знаю. Голос в пещере говорил, что Лабиринт существовал всегда. Но я знаю, что он способен собирать информацию, принимать на основе ее решения и конкретными действиями воплощать их в жизнь.
— Получается, что на Лабиринт можно оказывать воздействие?
— Конечно. Свидетельством тому является то, что произошло с нами. Все дело в том, как предугадать, к каким последствиям приведет то или иное воздействие на Лабиринт?
— А как вы сами оцениваете то, что произошло с вами?
— По-моему, вначале Лабиринт не придал большого значения нашему появлению. Решающим моментом стал тот, когда Киванов проник в треугольный зал с зеркалами. По-видимому, это был какой-то ключевой узел, или, если хотите, орган Лабиринта. Его ответные действия сейчас кажутся мне похожими на реакцию иммунной системы организма, отвечающей на проникновение в него чужеродных микроорганизмов. Они были как будто неосознанными, инстинктивными. Ведь с его возможностями он мог разделаться с нами намного более простым и эффективным способом, чем натравливая на нас двойников.