– Я и не должен был ее выкидывать. Пошел на поводу.
– И еще… Иногда мне скучно. Ты можешь писать. Мне нельзя смотреть фильмы. Чем фильмы хуже книг?
– Послушай, я тебе ничего не запрещал. К тому же, я не собираюсь публиковать эти книги. Они мои. От первого знака до последнего. Это образ жизни, а не собирание своего детища из заранее одобренных элементов. Я не торгую своей жизнью.
Рита охнула и швырнула бусы на диван, к пульту.
– Я не поняла доброй половины, уж извини. Уловила только, что кто-то торгует жизнью. Но публикующиеся писатели говорят в своих книгах о разном. О том, как ладить с непохожими людьми, как не травмировать друг друга, быть терпимыми…
– Ну уж нет. Большинство как раз пишет о том, как люди травмируют друг друга. И создают ложный посыл, что все плохо и мы ничего не можем изменить. Или что, напротив, все по-шоколадному хорошо. Мои книги бессистемны и личны. Многие их книги завязаны на обязательном и стандартном элементе удивления, чтобы состригать денежки и просмотры, как шерсть с овец. Привычки людей и нежелание мыслить отлично конвертируются в деньги.
Рита повернулась ко мне спиной и дошла до перегородки холла. Пришла обратно. Последние два дня она металась между двумя действиями, будто теряла равновесие, стоя на одной ноге с закрытыми глазами.
– Тьфу, ну кто так говорит? Словно пишешь свою дурацкую книгу, которая и не книга вовсе. Почему не назвать это дневником?
– Рита, оставь мои книги в покое.
– А ты перестань обманывать. И презирать других! Ты думаешь, что люди вокруг тупые и примитивные, раз они смотрят телевизор, читают книги продажных авторов, сплетничают за спиной. Но люди вокруг делают хоть что-то полезное для других… Они с любовью растят детей, ухаживают за садом, готовят ужин таким как ты…
– Хотел бы я знать, почему ты так меняешься после прихода… этой Изабеллы.
– Дело не в Белле. Да послушай же ты!
– Чушь, полная чушь, – бросил я и поднялся с дивана.
Нужно было уйти, пока ярость не заработала как безжалостная, перемалывающая все доводы машина.
Когда я проходил мимо Риты, она придержала меня за руку.
– Нет. В этот раз не уйдешь, пока не договорю, – жена упрямо смотрела мне в лицо; ее взгляд бил по восприятию, как яркий свет по глазам. – Ты обещаешь выкинуть ту дурацкую коробку?
Я попытался выдернуть руку из хрупкой ладони жены, но та упорно сжимала пальцы. До побелевших костяшек. Тогда я вцепился в ее руку и силой отодрал ее от своей. А затем толкнул жену в сторону дивана.
– Люди не растят с любовью детей, дура ты этакая! Они их калечат своим эгоизмом, неспособностью к любви и сказочками о важности быть такими как все, чтобы считаться хорошими.
Теперь Рита хотела вырваться из тисков. Ее взгляд был пришпорен к моим глазам, будто она могла считать по ним, какому риску себя подвергает.
Не так просто. Теперь моя очередь. Я пытался уйти вовремя, а она не дала. Так пусть расхлебывает, наивная сучка. Я приблизился к Рите, положил руки ей на плечи и силой усадил жену на диван. Ее губы зашевелились:
– Я ниже тебя на воображаемой лестнице. Ты думаешь, что ты лучше других.
В районе солнечного сплетения что-то сжалось и отдалось во всем теле. Словно прошли концентрированные круги ярости.
– Знаешь откуда у меня в коробке сережка? – я коснулся пальцем Ритиного уха. – Когда первая девушка бросила меня, я выдрал у этой суки из уха сережку. Она выла как бешеная. Сережка снялась не сразу, и ей было больно. А все из-за одной охренительной истории. Она медленно и нудно рассказывала, почему меня бросает и к кому уходит. Книжно-клиповое мышление из нее так и перло. Мадам делала меня злодеем и спешила обозначить виток, когда уйдет к принцу. Мы и сами не замечаем, что живем по стандартным законам сюжета, нам навязанным. Я был зрителем сварганенного на скорую руку дешевого фильмеца. Спектакля. Как я мог встречаться с такой дурой? Она не дала оставить приятные воспоминания о себе и выдрала целый клок из моего прошлого. А я взамен взял одну лишь сережку.
– Но это ненорм…
Я взял с дивана бусы и поднес их к Ритиной шее. Жена подалась назад, но защелка успела запереть жену внутри аметистового кольца.
– Ты права, это ненормально. А выдирать клочки из человеческой жизни – нормально?
– Я… мы все движемся из прошлого в будущее. Ты словно делаешь наоборот.
– Времени не существует. Это иллюзия. Есть только коллекционирование моментов и людей. Я не хочу, чтобы люди пропадали из жизни бесследно. Если их нет после их пропажи, то и до они исчезают. Только памятки, вещи, странные мелочи и воспоминания делают их для тебя настоящими.