Три дня тому, из тюрьмы домой добравшись, где ждал меня Алик, чтобы ключи отдать, я спросил сразу, где он пистолет запрятал, а он уперся на том, что после покажет, потому что, пока у меня с Ли — Ли такое, нельзя мне с пистолетом, он за меня побаивается. Я сам по всей квартире искал — не нашел, и Алик сказал, что не в квартире.
И я разделся и стал под душ…
Экспертиза показала, что пистолет тот самый, из которого Игоря Львовича убили. Следователь Потапейко, допросив Стефу и Зиночку, вызвал меня и осведомился, коробок спичек на краю стола подбрасывая, стараясь, чтоб тот вертикально стал:
— Что делать будем, Роман Константинович?..
Мне все равно было, что он делать будет, и тогда Иван Егорович сам выказал сочувствие — может, и не за деньги…
— Мы же просили вас найти и сдать. А теперь кто заступится?.. Наоборот. И посмотрите, покажу вам по старой дружбе, какие девчонка перепуганная показания дала…
Зиночка засвидетельствовала, что в ночь перед самоубийством Алика она сказала ему про нашу близость на мансарде. Внизу протокола допроса: «С моих слов записано верно».
Я не стал спорить: пусть так, если так Зиночка хочет. И тоже подписал протокол… Подумал только, как оно выглядит все… беспомощно–униженно, будто на операционном столе, когда с небес, где летает, почти неуловимое, спускается в милицейские протоколы.
— Мы проверили ее, хотя это, между нами, незаконно, — забрал протокол Потапейко. — Она совершеннолетняя и не показывает, что вы ее вынудили, но заключение гинеколога… вот оно, странное, плева без надрывов, так как тогда? Аномально? Надругались?.. Анально–орально?.. А если не было ничего, так кто же виноват, что вы фантазер такой?..
Слушать его невозможно было… Только в морду, в хряпу… И я не выдержал — чтоб хоть как–то, хоть кому–нибудь из них, хоть кому–то.
— Теперь ты у меня сядешь, — сплюнул в мусорную корзину Потапейко. — И посидишь…
Это было на второй день, как Алика не стало, с утра, а ближе к обеду меня разыскал брат–мильтон и передал от Петра Зиновьевича, друга Ивана Егоровича, предложение встретиться…
— Я не сказала ни слова, но вы убийца, Роман! — бросила в лицо Лидия Павловна, вернувшись после меня с допроса у Потапейко, который и ей по старой дружбе протоколы показывал. — Какого мальчика не стало! Какой был мальчик!.. — Взбешенная, Лидия Павловна восстала даже против того, чтобы я из морга судмедэкспертизы тело забирал, только кому еще? Был отец, который где–то по миру шатался, — где его найдешь?.. Я даже названия деревни, где Алик жил, не знал.
Стефа сказала, что Зиночка знает и название, и деревню. Недавно ездила с Аликом, он упросил, чтобы поехала, посмотрела…
Мы с Ростиком, когда богатыми были, микроавтобус для студии купили: на срочные халтуры с лабухами отскакивать. Зиночка подальше от меня — в самый конец, на последнее сидение села. Не хотела ехать, Стефа прикрикнула: «Езжай! Тут смерть, а не твои фантазии! Как без отца хоронить, если отец есть?..»
До Новогрудка, деревня Алика за Новогрудком была, Зиночка молчала. Дальше нужно было дорогу показывать — она пересела. А рядом сидеть и молчать — не просто.
— Я рассказала ему так, как вы мне рассказали, как могло бы у нас быть… Чтобы отцепился, мне с вами не мешал, по ночам не бегал — он же ребенок… А он понял так, будто на самом деле было… Он из–за ничего застрелился.
Мне впервые подумалось, что Зиночка почти такого же возраста, как и Ли — Ли…
— Здесь направо, — показала она, — и вон тот дом… Там чужие люди живут, злятся, потому что деньги отдали, а бумаги на дом не в порядке. Ищут отца Алика, так, может быть, нашли…
Зиночка все наперед, в дорогу проговаривала, а когда остановилась, ко мне повернулась:
— А почему он в куклу выстрелил?..
Я заглушил мотор.
— Сама ты как думаешь?
— Не знаю… Следователь сказал, что болезнь есть такая, психическая…
Если бумаги на дом и не в порядке были, то сам дом на высоком, из валунов, фундаменте, с окнами в рост человека, с остро склоненной, местами латанной, но такой красной, словно совсем новой, черепичной крышей, — дом был еще какой досмотренный.
На двери висел замок.
— И что еще тебе следователь сказал?
— Чтобы вам ничего не говорила … Нет хозяев, а тогда были…
Метрах в сорока от дома, на него фундаментом и окнами похожее, стояло в окружении высоченных дубов двухэтажное строение с двумя колоннами на входе, между которых сидел на ступеньках мужик с костылями. Он крикнул сипло, как простуженный: