И почему мы пьем? По поводу и без повода, по делу и без дела — пьем, пьем и пьем…
— Нет, ты скажи мне, — в простынях обнимаясь с Алесем, как патриций с патрицием, допытывался Шигуцкий, — чем тебе наша власть не нравится? Как мешает? Какой стороной? При прежней тебе разве лучше было?
Крабич хоть и перестал зыркать на него вурдалаком, но из объятий освободился.
— Мне ни при какой власти не лучше. Мне лучше, когда я сам при себе.
— Так и живи себе, пиши! Только в политику не лезь, зачем тебе та политика?
— Ага… Туда не лезь, сюда не сунься… И спрашиваешь, как мешаешь?
— Я?
— Ты. А то ты не власть…
— Э, — сорвал со стола локоть Шигуцкий. — Власть… — Знал бы ты, какая я власть…
Крабич поддержал его под руку.
— Сам ты про то еще не знаешь. Узнаешь, кем вы были, когда вас попрут.
— Кто попрет, чудик ты? За нас народ… А за вас кто?
— Беларусь.
Шигуцкий будто бы подловил Крабича.
— Так это одно и то же! И не может быть так, чтобы одно и то же было и за нас, и за вас.
— Не одно… — не согласился Крабич. — Сосем не одно и то же… Только тебе не понять.
Шигуцкий приобиделся.
— Почему не понять?.. Растолкуй, если такой умный.
Крабич помолчал, глядя на всех.
— Ну, чтобы проще, народ — это теперь живые, а Беларусь — это и те, кто жил, и те, кто будет жить. Беларусь — всё и все вместе, без начала и конца.
— Болтовня, стихи какие–то… — помыслив немного над тем, что сказал Крабич, заключил Шигуцкий. — Кто жив, тот и живет. А, Ричард?
— Само собой… — согласился Красевич, который, отойдя от компании, в одиночку катал руками шары на бильярдном столе — и с треском забросил шар в лузу. — Вот бы мне в депутаты так!
— Тебе? — вытаращился на него Крабич. — Что ты в депутатах делать будешь? Байки свояка рассказывать?
Ричард поднял палец.
— О, вопрос… За Беларусь бороться буду… Давайте сыграем пара на пару, сразимся… А то гоняем ветер.
— Не получится, — сказал Ростик, глядя на Крабича. — Один лишний.
Крабич встал и двинулся не совсем ровно к бильярдному столу.
— Я не лишний, я первый… А лишний — Роман, у него травма кия. Между прочим, Ростик, из–за тебя.
— Тебе бы репейником родиться, ко всем цепляешься, — вновь косовато глянул на Крабича Шигуцкий. — Покатай там шары вместо Ричарда. — И позвал Красевича. — Иди сюда, обговорим, что и как.
Ричард забросил еще один шар, остальные оставил Крабичу и сел за стол с видом уже избранного депутата, который хоть и невероятно занят, но готов выслушать пожелания избирателей.
Ростик кивнул на Крабича, азартно взявшегося за кий… Шигуцкий с Красевичем не обращали на него внимания, думая, наверно, что хоть он и наскакивает на всех, но, коль с нами в компании, так и в деле с нами — с кем ему еще быть?
— Да ладно, — успокоил я Ростика. — Мы в общих чертах. — И спросил у Шигуцкого. — План встреч у вас есть?
— Сходить за бумагами? — приподнялся Красевич.
Шигуцкий остановил его.
— Сиди пока. План у нас есть, вы нам нужны на десяти встречах… И что в общих чертах?
Я не совсем был готов к разговору, но решил не церемониться и сразу набивать цену.
— Имиджа, в общих чертах, никакого. Он никакой, понимаете, Борис Степанович? И надо сделать из него какого–то, это раз.
Ричард вновь приподнялся, всем видом выражая справедливое недоумение.
— Что значит никакой?
— Ты слушай! — осадил его Шигуцкий.
— Говорить не умеет, придется учить его говорить — это два. Если он свою предвыборную программу излагать будет так, как историю свояка, за него и оглоушенная баба не проголосует. Стало быть, кроме того, что мы собираем концертами людей на встречи, нам еще прибавляется работа имиджмейкеров. А она стоит не дешевле, чем концертная.
Может быть, мне показалось, но Красевич, дослушав меня, снисходительно усмехнулся. Будто довольный чем–то.
Чем это?..
— Сколько? — спросил Шигуцкий.
Я сделал вид, будто прикидываю.
— Не меньше, чем еще столько же…
«Динь–бах!» — разлетелась в осколки перед моими глазами, стеклом и брызгами сыпанув во все стороны, недопитая бутылка водки, и бильярдный шар ядром просвистел у моего локтя. За ним второй, третий, Крабич метил только в меня: «Сука блядская!.. С этой поганью!.. Продаешь Беларусь!.. За сребрянники!.. Иуда!..» — с каждым выкриком летел новый шар, от которых едва успевал я уворачиваться, а Ростик, сидевший напротив меня, спиной к Крабичу, вместо того, чтобы наклониться под стол или хотя бы к столу, вдруг вскочил… Если бы он не вскочил, пусть бы даже сидел, как сидел, так ничего бы и не случилось: Крабич швырял последний шар, но Ростик, не соображая, что происходит, взвился — и слоновой кости шар, брошенный изо всей силы, врезался ему в затылок. Ростик кивнулся к столу, налег на него животиком и судорожно, как рыба на берегу, хватанув ртом воздух, обвалился на пол…