— Себя самого — не кого–то.
И я так считал, а Марта думала не так, иначе.
— А какая разница?.. Себя даже хуже. Все изверги во все времена того и добивались, чтобы человек прежде всего на самого себя наговорил. Дальше проще…
— Методику карательную постигаешь, — попробовал пошутить жандарм, с которым Крабич пришел мириться. — Недаром немка…
Крабич беспомощно, беззащитно, потому что защищаться нечем было, взглянул на Марту и промолчал, отвернувшись… И вдруг набросился на жандарма, с которым пришел мириться:
— Марта не в шутку сказала!.. Не пошутила немка!..
И они покатились по полу…
Когда мы выселялись от жандарма, Крабич все же предложил пожить у него. Марта отказалась наотрез.
С кем поведешься, од того и наберешься — и от Крабича я не только нуков его, но и еще кое–чего набрался. Крабич утверждал, что стоит заниматься только тем, чем не стоит заниматься. Что никому не нужно — и чего сам от себя не ждешь. Чтобы схватиться потом за голову, тупо качать ей взад–вперед и пытаться постичь непостижимое: ну что ж это такое я утворил?..
Повернув к дому, в котором жили мы когда–то с Мартой, я поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка у двери слева.
К двери подошли, помолчали. Глазка в двери не было. Я помнил: дверь была такая тонкая, что глазок не врезать.
— Кто там?.. — спросил женский голос. Не старушечий и не девичий — женский. Настороженный, но не смятенный, не испуганный.
— Простите, это квартира Шалея?
— Какого Шалея?..
— Дмитрия Викторовича. Он жил тут…
— Когда?
— Лет пятнадцать…
— Это давно… Давно тут воинские квартиры были. Теперь городские.
Если пятнадцать лет для нее давно, стало быть, ей не больше тридцати.
— Так теперь не живет?..
— Здесь не живет… А так где–нибудь живет, наверно…
— Вы его знаете?
— Нет. Мужу от работы квартиру дали…
На всякий случай и про мужа сказала, который в доме, спит, но если что–нибудь такое…
— От какой работы?
Голос удивился.
— Зачем вам знать, от какой?..
Удивившись, голос повысился, прозвенел…
— Я случайно спросил, извините… Знаете, голос у вас такой…
— Какой?..
— Похожий на тот, который я слышал, когда жил здесь… Я комнату снимал в этой квартире… Доброй ночи…
— Прощайте… — сказал, растерявшись, голос и спросил сразу же: — А вы что хотели?
Хоть и голова раскалывается, но с голосом моим все в порядке: женщины ему доверяют…
— Ничего… Посмотреть.
— Что просмотреть?
— Комнату, в которой жил…
— Здесь две комнаты…
— Ту, которая без балкона…
— В любой квартире есть комната без балкона…
— Эта без балкона с балконной дверью…
— И поэтому вы захотели увидеть ее?..
— Может быть…
— Среди ночи?
Я взглянул на часы: в самом деле было как раз среди ночи… Полночь.
— Днем не выпадает… — я сел к двери, упершись в косяки спиной и ногами. — А вам почему не спится?..
За дверью помолчали, раздумывая, отвечать ли… Если отвечать — это уже разговор, беседа. Среди ночи неизвестно с кем… Ничего не решив, довольно громко спросили:
— Вы сели под дверь?..
— Сел…
— И сидеть будете?
— Буду, если не прогоните. Мне идти некуда.
За дверью также, видимо, присели: голос спросил тише, почти на ухо.
— Вы не бомж?.. Ведь куда–то вы шли?.. У вас есть дом?..
Дверь была та же, что и раньше, тонкая, как из фанеры, даже тихому голосу не в помеху. Говорить через нее можно было хоть до утра…
Я у фикусолюба с ассиметричным допытывался: есть ли у них дом?..
— Дом есть. А идти некуда.
— А-а, жена выгнала… — протянул голос, в котором сразу же появились нотки, с которыми говорит баба, думающая, будто все насквозь она знает про мужика. Это уже был не разговор, не беседа, я начал подниматься… Голос изменился почти испуганно.
— Подождите!..
— Чего?
— Я знаю, о чем вы, простите… У самой такое бывало… И я открыла бы вам, но…
— Ничего… Я понимаю.
— Да вы не понимаете! Я замкнута!
Я сел, не поднявшись.
— Отомкнитесь…
— Не могу… — едва не шепотом сказали, но и шепот был слышен сквозь эту тонкую, словно не существующую, дверь. — С той стороны замкнута, с вашей… И ключа нет. Муж уехал на три дня и закрыл меня. Он всегда, уезжая, замыкает меня и ключи забирает…
— Почему?
За дверью опять помолчали и вздохнули.
— Потому что считает, что я блядь и пойду гулять.
Вздохнули доверчиво, даже слишком доверчиво… Тут уж я помолчал, не находя, что сказать… Голос этот не был похож на блядский…