Подослал его Панок.
Я сказал:
— А Кеннеди при мне убили.
Фикусолюб не понял.
— Ну и что?..
— Тогда с кем встречаться?.. Кто из американцев жив?
— А-а… — протянул фикусолюб. — Опасаетесь… — Наклонился ко мне и прошептал: — И я боюсь, его ловят. Сцапать норовят…
— Кого? — отступил я — так от Алексея Викторовича несло.
— Американца. Друга вашего.
Записка — от Феликса Рачницкого. Написана, во всяком случае, его почерком. Высоким клинописным почерком рождественских поздравлений на американских открытках.
Это ставило в тупик. Если Панок подослал фикусолюба, чтобы спровоцировать меня на встречу с Феликсом, так, получалось, прислал его от самого Феликса?.. Если, конечно, не подделали почерк, что не проблема.
Но для чего?..
И зачем Феликсу связываться со мной через бомжа? Мог бы сам позвонить…
Впрочем, видимо, не мог… Никто не хочет в последнее время со мной по телефону разговаривать.
Мы были когда–то с Феликсом друзьями настоящими — не по гульбе да пьянкам… Хоть он и с Крабичем дружил тоже. Ростика знал…
— Так его не арестовали?
— Нет, мы спрятали. Он человек. У-у, человек какой!.. Хотя такой же американец, как и я.
Подловят меня с американским шпионом там, где бомжи его спрятали, и так прижмут, что ни в какую сторону не дернусь. И думать забуду брыкаться, в оглобли бить…
— Человек, как вы?.. Что ж вы с Лупехой следователю меня сдали?
— А кто бы не сдал? Если б пригрозили, что посадят? Хоть за пистолет… И откуда мы знали: вы, не вы?.. Готовы были все подтвердить, что бы там следователь ни выдумал. Лишь бы на нарах не париться. Сам на них никто не полезет… Что, не так?
Оно так… Нары — не полок.
— А пистолет вы куда засунули?
— Шуба Лидии Павловны в прихожей висела… Кто летом шубы носит? Мы подкладку сверху надорвали и за подкладку бросили… И на виду — и не догадаешься.
— Кто–то же догадался?
Фикусолюб вздохнул виновато:
— Ну да…
— Говорил я вам, чтобы занесли в милицию?.. И не было бы ничего.
На это Алексей Викторович вроде бы и не возразил, но и не согласился:
— Все равно что–то было бы.
Похоже на то…
Если записка — не подделка, что–то Феликсу от меня нужно. Через пятнадцать лет. Сколько времени ни проходит, а человеку от человека все что–то нужно и нужно.
А мне от Феликса — что?.. То, для чего Панок к нему посылал?.. Я и попытки никакой, чтобы встретиться с Феликсом, не сделал, боясь, что с моей помощью его найдут, — и на тебе…
Не путь, а судьба.
— Идти далеко?
— Ехать. Не бойтесь, все промозговали. У американца — голова. Не пьет только, а так — голова.
Феликс, сколько я знал его, действительно не пил. И придумать этого никто не мог.
— Нечего мне бояться… Лискиной также пригрозили?
— За «профессоршу» мы не в ответе, — отмахнулся фикусолюб и спросил с величайшим недоумением, когда мы уже выходили. — И как это вы полезли на гору такую?..
XVI
Во дворе, оглядываясь по сторонам, прогуливался асимметричный — Тихон Михайлович Лупеха. Делая вид, будто оказался здесь случайным прохожим, он двинулся со двора на улицу, и вдвоем — асимметричный чуть впереди, фикусолюб сзади — они провели меня к «Москвичу» — пикапчику, за рулем которого сидел еще один мой недавний знакомый: мужичок в кепке–аэродроме. Это уж, пожалуй, слишком, чтобы выглядеть просто совпадением… Вокруг меня собирался круг новых друзей.
Подождав, пока я сяду в кабину, фикусолюб с асимметричным залезли в кузов пикапчика. Выбьет из них пыль по дороге. Стеклянные разбились бы…
— За фикусом едем? — подмигнул мужичок, протягивая руку и трогая с места. — Меня Амедом зовут, я татарин.
Сейчас я сразу вдвое больше узнал о нем, чем в тот раз. Так и должно быть между друзьями.
— А кепка под кавказца… — и тут меня прошибло: чеченец! Для Зои что татарин, что чеченец, который возле Ли — Ли крутится… — когда та Зоя на тех югах была!
И бомжи… Ли — Ли так и говорила: мы с бомжами Феликса отбили… Это же те самые! — какие еще бомжи могли на похоронах Игоря Львовича быть?..
Ё-моё… И чтобы с такими друзьями Панок не знал, где Феликс?..
Амед приподнял кепку.
— Дружба народов. Песня была, помните: де–ти раз–ных на–ро–дов… У меня пятеро детей — и все разные.
— Что значит разные?..
— Мальчики, девочки. Еще жена, а квартиру дали трехкомнатную. Я и поменял ее на дом на окраине. Там земля, цветы. На цветах и живу. В конкуренции с нашими голландцами.