- Ты, Степан, хоть и воист, но типичный перестраховщик! - огрызнулся мой друг.- В небе ни облачка, а ты раскаркался: "…шторм, шторм…" Да меня здесь последним слабаком сочтут, если я на попятный пойду! А ежели ветер поднимется - ну и что ж. Покачает - и все.
Браток, учти для ясности, Планируя судьбу, Что в полной безопасности Ты будешь лишь в гробу.
- Паша, но ты должен доложить Чекрыгину о своем завтрашнем выходе в море!
- Чекрыгину нынче не до нас: он из старого жреца, у которого живет, часами выпытывает всякие подробности о старинных религиозных обрядах. Вот вернусь с рыбалки и доложу ему, где был. А ты сегодня не вздумай ему о моих планах намекать! Это с твоей стороны просто некрасиво будет.
Увы, следуя (ложному в данном случае) чувству товарищества, я не связался в тот день с Чекрыгиным, не предупредил его о намерениях Павла.
И вот настало утро нового дня. Одномачтовый беспалубный ботик Барсика имел косое, сходное с бермудским, парусное вооружение. Руль заменяло кормовое весло-гребок; имелась и пара распашных. Когда суденышко на веслах отвалило от пирса, Павел, сидевший на носовой банке, бросил мне плазменный меч (который я вручил ему - на всякий случай - перед отплытием).
- Лови, Степа, свой хынжал! - шутовски произнес он.- Тошнит меня от техники, слишком уж защищены мы от всего, а разве в этом счастье?! - И громко проскандировал: -
Радость скачет глупой кошкой Через тысячи преград, А преграды уничтожь-ка - Ничему не будешь рад.
Я был огорчен ностальгическим поступком моего друга, но заново вручить ему защитное оружие уже не мог.
Выйдя на открытую акваторию, иномиряне подняли парус и взяли галфвинд правого галса. Суденышко, весьма легкое на плаву, все же двигалось очень медленно, даже медленнее, чем на веслах; ветер не превышал одного балла по земной шкале Бофорта.
Жена Барсика с двумя дочерьми-двойняшками десятилетнего возраста и годовалым малышом на руках проводила мужа в плаванье и теперь возвращалась в поселок. Шагая рядом, я стал расспрашивать ее о местных нравах и поверьях. Она отвечала подробно и благожелательно. Затем вдруг, вне всякой связи с предыдущим разговором, заявила, что нынешним утром старый смотритель маяка, вернувшись с вахты, сообщил: ночью маячный огонь дважды "поклонился земле" ("торопчтутобогр"), а это скверное предзнаменование. Но Барсик верит, что святость Поющего во сне - сильнее бури.
- Будем надеяться, что шторма не случится просто по метеорологическим условиям,- высказался я.- Смею вас уверить, Павел никакой не святой.
- Ты клевещешь на него! Ты завидуешь ему! - раздраженно возразила иномирянка.- Это он поет во сне, а не ты! Это он даровал нам ступени, а не ты!.. А ты даже перед Колланчей кукши-лакукши! (Это выражение приличнее всего перевести словом "сплоховал".)
В полдень я связался с Павлом по переговорнику.
- Ни рыбы, ни ветра,- пожаловался он.- Но будем надеяться, что эта невезуха кончится.
Жизнь состоит из деяний и пауз, Смена событий порой незаметна,Но тосковавший в безветрии парус Все же дождется счастливого ветра!
Оптимистическое предсказание моего друга не сбылось. Ветер, которого дождался парус, не был счастливым. После полудня он начал свежеть, еще через час стал крепким, затем перевалил за девять баллов. А вскоре я понял, почему островитяне не строят домов, предпочитая им пещеры: дома развалились бы под напором бурь. Во время штормов обитатели пещер плотно задраивают двери и световые колодцы и не кажут носов из жилья.
С большим трудом упросил я лекаря выпустить меня из каменной квартиры и, поднявшись на вершину жилого холма, вцепился в низкорослое дерево, чтобы меня не унесло дыханием урагана.
Валы, огромные, как на картине Хокусаи, шли по океану. Они перекатывались через скалы, ограждавшие бухту. Расстегнув ворот комбинезона, я крикнул в переговорник:
- Ты слышишь меня, Паша? Как ты себя чувствуешь?
- Как в лифте, который падает с тридцатого этажа, но в последний момент не разбивается, а опять взлетает вверх… Но, надо сказать, посудина ихняя очень хитро построена: пляшет на волнах, как пробка, а тонуть не хочет.
- Паша, слышу тебя неважно. В чем дело?
- Энергопитание в переговорнике на исходе. "Коля", сукин кот, забыл подзарядить.
- Паша, а как настроение твоих товарищей?
- Дружным, спаянным коллективом треста "Ялмезглаврыбпром" план по романтике выполняется успешно!
Плыви и чуда в чудо Сквозь бури и года, А если будет худо - Так это не беда!
Последнюю строку я расслышал с трудом. Затем - молчание. То был наш последний разговор. После этого я немедленно связался с Чекрыгиным, тот сконтактировался с "Тетей Лирой", и Карамышев распорядился о срочной отправке в наш квадрат беспилотного авиаспасателя. Но ураган, зародившийся в нашем квадрате, уже охватил широкую зону и теперь с такой же яростью неистовствовал в районе стоянки "Тети Лиры". При взлете с палубы спасатель потерпел аварию и вышел из строя. А когда я по спецключу приказал катеру, оставленному нами возле Безымянска, взять курс на остров (я хотел использовать катер лично - для поисков ботика), катерные охранительные устройства ответили отказом: они "испугались" урагана.
На следующий день сила ветра упала до четырех баллов, и начались поиски всеми возможными средствами; я тоже принял в них участие. Но прошло двое суток - ботика не обнаружили. Поисковые операции были отменены: и земляне, и иномиряне пришли к выводу, что ботик погиб. Позже выяснилось, что вывод - ошибочный, ибо искали на море, а надо было искать на суше. В первые же часы шторма суденышко отнесло к материку, и там огромная волна перебросила его через песчаную косу и "приземлила" в дюнных зарослях. Команда отделалась легкими ушибами, ботик тоже уцелел; только мачта надломилась. Трое островитян и землянин общими усилиями оттащили суденышко подальше от уреза воды и стали ждать улучшения погоды.
Пять дней спустя поселок облетела весть: на горизонте - парус.
Островитяне столпились на берегу бухты, к ним немедленно присоединились и мы с Чекрыгиным.
Волнение моря не превышало двух баллов, видимость была удовлетворительной.
- Там их только трое,- сказал стоявший рядом со мной.
Я вынул дальнозор. Да, в ботике сидело только трое, и Павла Белобрысова не было среди них. Но вот суденышко накренилось на волне, и я увидел, что в носовой его части лежит нечто продолговатое, обернутое в ткань того же зеленоватого цвета, что и парус ботика.