Знакомьтесь, Я-влюбленная (единственная из моих ипостасей, которую боюсь даже я)! Абсолютно безумное, неуправляемое существо, упивающееся своим сумасшествием. Способное залезть в окно к любимому по водосточной трубе, уволиться с работы, чтоб провести с ним на час больше времени, пожертвовать ради него жизнью – своей и чужой. Стоит ли удивляться, что особи мужского пола, которым довелось познать мою страсть, по сей день троятся во мнении. Одни считают меня слегка ненормальной, иные – стервозной обманщицей (а мои любовные подвиги – очередным показным шоу), третьи все же склоняются к бедной, глупенькой «бусинке». Все зависит от того, в кого они влюбились и с кем расстались! Одних подкупил Я-ребенок и ужаснула его способность крушить в припадке любви бетонные стены. Других пленила Я-стерва, а наивная девочка показалась им маской. Третьи поверили обещанью Я-влюбленной «любить их, несмотря ни на что», и были неприятно поражены, когда Я-стерва добавила: «Но если что, пеняй на себя!»
Эти заблуждения – не мужской эксклюзив. В минуту откровенности самый прожженый подлец становится маленьким мальчиком, в минуту бесстрашия трус может быть храбрецом. Мы часто влюбляемся не в человека, а в две минуты счастья с ним! И, провозглашая их высшей правдой, закрываем глаза на его недостатки, делая вид, будто их не существует. Долгие годы мне не удавалось полюбить никого целиком – я выбирала те ипостаси, которые мне импонировали: милый малыш, страстный влюбленный. И была не в состоянии признать, что по совместительству милый, ранимый малыш вполне может быть подлецом и предателем.
Еще как может! В каждом из нас проживают две (а то и три-четыре) взаимоисключающих правды. Еще сложнее, коли они не способны ужиться, и регулярно выживают друг друга, а человек и сам не знает, кто он. Как и в других, мы склонны замечать в себе только те качества, которые помогают нам возлюбить себя. И «Странная история» Роберта Льюиса Стивенсона о филантропе докторе Джекиле, против собственной воли превращающемся по ночам в воплощение зла мистера Хайда, – не зря стала классикой. Вечный сюжет, повторяется вновь и вновь.
Так, на работе моя подруга была типичной бой-бабой, которую все подчиненные боялись, как огня. А у меня дома, на кухне, превращалась в ранимое, неуверенное в себе существо, искательно заглядывающее мне в глаза в поисках поддержки. Ее-то я и разделила первой – на начальника и ребенка. Признаюсь, дружить с ней сразу стало намного легче. Поскольку периодически ее профессионально-деспотичное «Я» включалось и на меня, и подружка принималась командовать и распоряжаться. «Стоп, стоп, – вскрикивала я, – быстро выключай начальника. Ты не на работе». (К слову, на три она почему-то не делилась.
И, влюбившись, сходу навязывала мужчине роль папы, если же он отказывался удочерять ее, превращалась в боевого тирана и деспота.)
Вторая моя подруга была по понедельникам порядочной барышней, свято блюдущей догмы и правила, привитые мамой, а по пятницам бросалась во все тяжкие. И оба ее «Я» наотрез отказывались признавать факт существованья друг друга! «Порядочная» доказывала мне, что плохой она быть не может потому, что не может: «Это была ошибка. Я больше никогда, никогда…». «Беспорядочная» просто отмахивалась от своих понедельничных идеалов: «Да ладно тебе!». Пять лет я дружила с двумя разными людьми, незнакомыми меж собой, пытаясь свести их вместе. Тщетно и безрезультатно – ее ипостаси ненавидели свою противоположность и не желали встречаться. Причем одно ее «Я» ругало меня за чрезмерную беспринципность, раскованность и меркантильность, а второе – именовало закомплексованной бессребреницей, не умеющей наслаждаться жизнью. И вот тут-то подружка была совершенно права.
Мстительная, готовая всех понять и простить, заботливая, эгоистичная, трусливая, ломающая догмы и правила, толерантная, непримиримая… все это я. Я мало чем отличалась от нее. Ей очень хотелось быть неприступной и гордой, выйти замуж по любви, родить двух детей. И ничуть не меньше – бросаться навстречу безумным приключениям, кутить, куролесить, испробовать все. С юных лет мне хотелось сделать для мира что-то большое и важное. И ничуть не меньше – увидеть весь мир, стоящий передо мной на коленях. Стать светской львицей. Стать домоседом-философом. Прекрасно выглядеть. Не думать об одежде. Позаботиться обо всех своих близких. Послать всех к черту, чтобы они не мешали мне идти своим путем.
И я клянусь вам, все-все-все мои желания были искренними!
Мне нравилось быть капризным ребенком. И Я-стерва никогда не врала, что она хорошая девочка, ни себе, ни другим, ни по пятницам, ни по понедельникам – ей искренне нравилось быть плохой. И Я-влюбленной нравилось проживать безумный накал страсти. И хотя с тех пор, как я произвела психологическое расчленение себя, недоброжелатели получили возможность уличать меня даже не в раздвоении, а в расчетверении личности, мне кажется, я не сильно отличаюсь от прочих – нормальных – людей.