От Тарфая до Агадира они тряслись в каком-то убогом голубом вагоне среди шумных полуголых нищих крестьян около шести часов. Она устала и измучилась, и думала только о том, чтобы не потеряться, так что намертво вцепилась в его рукав. Он заметил это, но спрятал усмешку. Спать она тоже боялась и к вечеру совсем извелась. Наконец они приехали. Сахара оказалась позади, и она словно снова оказалась на Канарах – такое же буйство красок и запахов и вполне европейские курортные зоны! Он проверил, как его скот, животные и люди расположились на специальном постоялом дворе для путешественников с лошадьми и крупным скотом, и отвёз её в гостиницу.
Там она с наслаждением приняла нормальную горячую ванну и поела с нормальных тарелок в нормальном кафе.
В номере он отправил её в постель, и она почти сразу начала засыпать. Он забрался к ней под одеяло, и она взбрыкнула, тараща на него сонные совсем глаза.
- Т-ч-ш. Я только согрею тебя, дорогая! Спи! Я тебя только согрею, – шептал он, обнимая её и целуя в лоб, виски, щёки, губы.
Его губы были мягкими и нежными, а поцелуй получился горячим и страстным. Она потянулась за следующим, он поцеловал её снова, жадно и глубоко, и стиснул грудь. Она извернулась змеёй и выскользнула из постели.
- Здесь не так уж и холодно, – независимо сказала она, отходя к двери и прихватив одеяло с подушкой, – отосплюсь у порога.
Он часто и глубоко дышал, сидя полуголым на кровати и глядя на жену дикими глазами. Наконец, выровнял дыхание и откинулся на подушки.
Она устало опустилась на пол, завернулась в одеяло и уснула почти моментально. Он подошёл к ней через полчаса, она крепко спала. Адиль вздохнул, поднял её на руки и перенёс в постель…
Утром она по традиции проснулась в его объятиях, но вместо того, чтобы тут же сбежать из постели, она чуть повернулась и вгляделась в его лицо.
Кожа на лице была загорелой, но светлой, и гладко выбритой, очевидно, не она одна дорвалась до благ цивилизации. Брови густые, чуть сдвинутые на переносице. Нос прямой и тонкий, с небольшой горбинкой. Губы...
- И что ты прочла на моём лице, женщина?
Она вздрогнула от неожиданности и дёрнулась бежать, но он держал её крепко.
- Пусти!
- Поцелуй меня. Я этого хочу.
Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, и она решилась. Чуть повернувшись, она коснулась губами его губ.
- Ещё, – тихо велел он.
Она снова чуть коснулась его лица, но теперь он ответил. Обвив её руками, он нежно прихватил своими губами её губы и приласкал ещё языком, гладя при этом её скулу большим пальцем правой руки. Она упёрлась в его грудь кулаками.
Он оставил в покое её губы, взял её руку в свою и горячо поцеловал в ладошку, еле разогнув маленький кулачок и глядя в глаза.
- С добрым утром, дорогая!
- Да, – смогла ответить Ядвига.
Он улыбнулся.
- Встаём?
- Да!
До их следующего поезда до Марракеша он отвёл её на базар.
- Агадир – курортный город. Здесь ты сможешь купить привычные для европейца товары.
На местном рынке Марокко повернулся к ней лицом! Правила поведения на восточном базаре везде одинаковы: беречь кошелек от мимо проходящих воришек и безбожно торговаться, снижая цену хотя бы вполовину.
Если вас угощают мятным чаем, усаживают на табуреточку, но в течение двадцати минут вы с продавцом не приходите к консенсусу, не надо чувствовать себя обязанным хоть что-нибудь купить. Гостеприимство, долгий торг и трепетное отношение к покупателю – это традиция.
Обменяв на дирхамы сто долларов из калыма, она получала удовольствие от покупок. Он сопровождал её, следя, чтобы никто не позволил себе лишнего. Когда подошло время уезжать, он просто взял её за руку и вывел с рынка на улицу.
От Агадира до Марракеша добрались за три часа. Теперь они ехали в комфортабельном поезде с кондиционером и красивым салоном. В вагоне было много туристов, говорящих по-английски, по-французски и по-испански. Она крутила головой в их сторону, и он сделал ей замечание. Она притихла.
В Марракеше она отметила, что все дома в городе покрашены в теплый апельсиновый цвет. Город словно превратился в цитрусовый сад. Адиль привёл её в самый центр средневековой Медины с запутанными лабиринтами узких улочек, древними фонтанами и старо-арабской архитектурой. Он открыл небольшую дверь, и они оказались в крошечном узком внутреннем дворике – не больше десяти квадратных метров, в котором не было ничего, кроме тутового дерева.