У старика Самуила, крупнейшего и богатейшего торговца коврами, зеркалами и лампами, было пять незамужних дочерей к пятидесяти годам. Не так легко выдать дочь замуж в исламском мире! Так что он неожиданно для всех принял у себя молодого араба из старинной обнищавшей семьи Марракеша.
Он отдал ему самую младшую и самую красивую дочь, семнадцатилетнюю Еву, которую зять тут же переименовал в Хаву. Самуил дал за ней десятину своего состояния, пообещав, что после смерти оставит ровно половину всего, что наживёт к тому времени. Но хитрый еврей поставил зятю три условия, как в детских сказках.
Во-первых, тот не должен принуждать жену к принятию ислама. Во-вторых, он переезжает из Марракеша в Шефшауен и работает в бизнесе тестя. И в-третьих, он, старый Самуил, оставит половину своего добра не дочери или зятю, а внуку.
Мухитдин взвыл, но выбора у него не было. К тому же десятину жены он получал сразу и с её согласия мог вкладывать средства в любое дело и помимо торговли отца жены. Он только не понимал, в чём выгода старика, и спросил его об этом. Тот сказал, что обяжет его ещё заботиться о его остававшихся в старых девах четырёх дочерях, между которыми распределит другую половину своего добра, чтобы они мирно жили в своём доме и после смерти отца.
Мухитдин тогда вздохнул и кивнул, смирившись и с этим условием. А старик Самуил с благодарностью помолился о том, что будущий зять не выяснил крошечную деталь: у евреев национальность и кровь передаются по матери, так что внук старого Самуила, будь он хоть трижды воспитан мусульманином, всё равно родится евреем, и его род не прервётся на нём самом…
Ровно через год после свадьбы с Лемтуной Мухитдин женился на Хаве. Прошло ещё четыре года. В первый же год каждая жена родила ему по девчонке. Сыновей не было. И у него, и у тестя начали сдавать нервы, и Мухитдин взял себе наложницу из нищей семьи арабов из Феса, когда ездил туда на рынок верблюдов.
Хадижа родила ему сына через девять месяцев после свадьбы, и он признал его своим сыном и наследником. Он, но не второй тесть. Самуил был против такого наследника. Старик переписал завещание, изменив «имущество внуку» на «внуку от Хавы, второй жены Мухитдина». Саид – счастливый – оставался без наследства.
Прошло девять лет. Хадижа больше не могла иметь детей, а две жены их то и дело скидывали. Мухитдин в каждый свой визит в мечеть возносил молитву о законном наследнике. Наконец Хава затяжелела и понесла. Весь город, затаив дыхание, ждал. В день рождения Мавлюда-рождённого вся еврейская община вознесла благодарственную молитву вместе со стариком Самуилом.
Мухитдин мог быть уверен в будущем второго сына, но ему было обидно за первого, истинного араба и мусульманина, и он не покладая рук трудился и в бизнесе тестя и в своей собственной открытой лавке хозяйственных и канцелярских товаров на благо первенца. Наконец, спустя ещё десять лет, всеми забытая и сброшенная со счетов, кроме своего мужа, любившего её без памяти, Лемтуна родила ему третьего наследника в возрасте сорока двух лет. Она умерла спустя полгода после родов, оставив малыша сиротой.
Мальчишку Мухитдин нарёк Адилем – справедливым – и начал искать способ оставить именно ему все свои деньги, как сыну от любимой жены. Но тут возмутился Саид, которому исполнилось двадцать, и который уже несколько лет ходил с караванами, привозя отцу товары. Да и Хава впервые повысила на мужа голос, отстаивая права десятилетнего Мавлюда.