В просторном холле, обставленном как женская гостиная, она увидела в рамке фотографию женщины и девочки в одинаковых розовых одеяниях и платках с похожими татуировками на лицах. Амира сильно изменилась с тех пор, как её сфотографировали с матерью. Ядвига вгляделась в лицо матери мужа.
У женщины был прямой проницательный взгляд холодных серых глаз. Она была совсем светлой! И смотрела так, словно знает все тайны мира и все ваши тайны. Муж забрал из её рук фотографию и, поставив её на место, позвал жену дальше на экскурсию по дому.
На третьем этаже был просторный чердак с сильно скошенной крышей. Он был поделён стеной на две части, в каждую из которых вёл отдельный вход с лестницы. В одной части был традиционный склад старых вещей и товаров. Во второй было тихо, просторно, пусто.
Именно здесь Амира предложила сделать комнату для жены брата. Ядвига осмотрелась. Примерно пять на три метра. У одной стены от входа высота потолка два с половиной метра, у другой – всего полтора. На противоположных концах комнаты от входа справа глухая стена и слева стена с небольшим окном. А главное – есть раковина. И она согласилась.
Адиль пожал плечами и занёс на чердак её сумки. Туда же отправил Хазар с ведром и тряпкой – навести чистоту. Ядвига хотела сама заняться уборкой, но ей велено было готовиться к ужину с семьёй.
Вечером, будучи официально представленной всей семье как жена Адиля, она поняла, что к этому приготовиться нельзя было. Что жена Мухитдина Хава – старая красивая еврейка, что его жена Хадижа – бывшая наложница, матери Мавлюда и Саида, что Амира и её дочери, что дочери Мавлюда и обе его жены – все приняли новую женщину семьи в штыки. Её долго и подробно расспрашивали, кто она, откуда, из какой семьи. Ядвига ещё до приезда в Шефшауен спросила у мужа, что они будут говорить о своей свадьбе. Он велел не лгать.
«Такую историю не скроешь. Однажды один из погонщиков проговорится. Лучше говорить правду – меньше проблем», - сказал ей тогда Адиль.
Так что она спокойно рассказала семье, что любимец отца от первой жены связал свою жизнь с пиратской добычей на рынке верблюдов и лошадей чуть ли не под дулом автомата старшего брата. Она также сказала, что она славянка: полячка из древнего знатного дворянского рода, и на курорт на Канары приехала отдыхать. Единственное, о чём она умолчала, – о том, что росла и работала в цирке.
Старый Мухитдин слушал их историю молча. Затем ласково попросил её показать ему их свидетельство о браке. Его все повертели в руках и вернули ей. Говорить больше было не о чем. Теперь дело было за ней: рожать сыновей – будущих наследников семьи.
Мавлюд смотрел на неё с особым интересом. Ей было неуютно под его оценивающим острым взглядом. Брат мужа её словно раздевал глазами. Адиль заметил это и сам уставился на брата. Тот усмехнулся и отвёл глаза.
Они вернулись домой поздно вечером. Ядвига ужасно устала и сразу пошла к нему в спальню. Он задержался, а к ней зашла Хазар с подносом – принесла молоко и булочку. Всю ночь ей снились юные девочки в ярких костюмах, которые дёргали её со всех сторон за платье и волосы, старухи в чёрных платках со злыми глазами и мужчины в европейской одежде, но со смуглыми надменными лицами и кинжалами в руках.
Она застонала и проснулась. И сразу успокоилась, почувствовав тёплые объятия мужа.
Он проснулся от того, что проснулась жена, и сразу прижал её к себе и промычал что-то приветственно-радостное. Они встретились руками и губами и сразу вспыхнули уютным тёплым огнём.
- С добрым утром, дорогая.
- С добрым утром.
- Ты вчера уснула раньше, чем я зашёл в спальню, – он погладил её по волосам.
- Я устала, – она прижала его руку к щеке.
- Сейчас ты отдохнула?
- Да.
- Иди сюда! – он обнял её.