Старик Самуил вдруг неожиданно умер в возрасте семидесяти пяти лет крепким и здоровым от отравления рыбой в жаркий день. К этому времени от его семьи осталась одна Ева – остальные четыре дочери умерли от различных болезней. Так что всё его огромное состояние перешло к Мухитдину – при его жизни, а после него должно было отойти к Мавлюду.
Мухитдин кинулся к кадию. В конце концов, как можно принимать в расчёт завещание неверного! Кадий долго думал и рассудил следующим образом. Сначала он велел Мухитдину жениться на своей наложнице Хадиже, исключив таким образом Саида из числа наследников, потому что женитьба на женщине с ребёнком предписывала мужу обеспечить жену до конца её дней в браке, но не обязывал его делать наследником её ребёнка, рождённого до брака.
Саид горько рассмеялся и попрощался с отцом и матерью. Он был спокоен за будущее матери, но о своём будущем отныне собирался заботиться сам, независимо от отца. Перед отъездом из дома он зашёл к Лемтуне. В комнатах покойной берберки царили удивительные уют и красота. Саид склонился над колыбелькой, в которой спал крошечный Адиль.
- Будь уверен, брат, я не возненавижу тебя за это. Я поддержу тебя в борьбе за деньги старого еврея. Уж лучше ты, сын коренной марокканки-берберки, чем сын иудейки из Испании. К тому же папаша многократно увеличит своё состояние к твоему двадцатому дню рождения, я уверен! Так что до встречи, братик. Удачи!
И Саид исчез из города. Правда, через год он стал регулярно в него возвращаться, приводя караваны дорогих редких товаров – по большей части контрабандных, так что отец старался вести дела с сыном только в темноте ночи.
Вторым решением кадия стало решение повторить мудрое распоряжение старого Самуила, определить главным наследником основной части состояния того из двух сыновей от двух законных жён, по чьей линии Мухитдин первым получит внука мужского пола. Из груди Мухитдина вырвался тяжёлый вздох, а из груди Хавы вздох облегчения. Мавлюд был старше Адиля на десять лет! Это в тысячи раз увеличивало его шансы!..
Прошло ещё двадцать лет. Старый Мухитдин отметил свой шестьдесят шестой день рождения, его жена Хава шестьдесят второй, жена Хадижа шестьдесят четвёртый, сын Саид сороковой, сын Мавлюд тридцатый и сын Адиль двадцатый день рождения. Все сыновья Мухитдина говорили по-арабски, по-берберски, по-испански и по-французски. Все они занялись торговлей.
Саид и Адиль, сдружившиеся несмотря на возраст, возили контрабанду из Западной Сахары, Алжира и Испании, а Маклюд, недолго думая, занялся бизнесом деда: коврами, зеркалами и лампами. По какому-то злому року ни у Саида, ни у Мавлюда, которые оба были уже дважды женаты, не было сыновей. У Саида росло четверо дочерей, у Мавлюда пятеро.
Адиль, глядя на безумие братьев, поклялся, что никогда не женится, чтобы только не участвовать в этой сумасшедшей гонке. К тому же в восемнадцать он влюбился в девушку из семьи муфтия, но его как жениха отвергли, отдав её за богатого торговца.
Он спрятал боль и разочарование в глубине кровоточащего сердца и на весь город объявил, что ни одна женщина вообще не стоит ни одного дирхама денег, ни даже плевка верблюда.
Старожилы по-прежнему внимательно следили за отпрысками семьи, потому что в своё время поставили немалые деньги на кон в спорах на то, кто же станет наследником богатства иудея Самуила.
Неожиданно Адиль к своему двадцати одному году купил себе отдельный дом и переехал в него, забрав из дома отца Амиру, свою родную сорокапятилетнюю сестру, рождённую Лемтуной, с её семьёй: тремя дочками и лентяем-мужем, которого он посадил в лавку.
Город сплетничал, на чём юноша смог так быстро разбогатеть без поддержки и денег своего отца, который не давал их сыновьям?!
Об этом же гадал сам Мухитдин, с которым сын, открыв свой бизнес, почти не общался, заходя в дом отца лишь по праздникам…
Кораблекрушение или крушение надежд
Кораблекрушение или крушение надежд
Ядвига только смеялась над затеями матери и её смешными потугами выдать дочь за богача. Её затея с поиском миллионера на дорогом курорте вообще казалась ей смехотворной по своей ничтожной доле вероятности на удачу. Но и брак с Яцеком – эквилибристом и бродягой, который вечно лез к ней целоваться, а от него пахло потом и дешёвым одеколоном, её саму тоже не особо привлекал. А пан Станислав не особо тратился на неё все эти годы, так что она решила промотать на своих самых экзотических каникулах все его денежки. Ей было всего восемнадцать, и она всегда могла сослаться на то, что её уговорили старшие – то есть мама, что, в сущности, так и было.