- Нет.
- Ну, конечно, – он обнял её, – я сам выберу тебе подарок.
- Просто возвращайся быстрее. Звони. И, Адиль, пожалуйста, не ходи одними и теми же маршрутами – это…
- Знаю. Это может быть опасно. Я там никому не нужен, и за мной никто не охотится, дорогая, – как-то раздражённо сказал он.
- Хорошо. Просто будь осторожен.
- Я вернусь в этот раз быстро, Фатима.
- Да уж, не заставляй нас нервничать перед свадьбой, родной.
- Обещаю. А пока я дома – спой мне.
- Ты же не понимаешь по-польски. А я пою в основном на родном зыке.
- Ты тоже не понимаешь по-арабски, но я объясняюсь тебе в любви именно на нём, когда ласкаю тебя. Спой мне, Фатима. Может я и не пойму ни слова, но я услышу твой волшебный голос, любимая, – и Адиль протянул ей гитару, – я пойму мелодию и твой взгляд.
Каждый день до его отъезда она ему пела.
Адиль дождался, пока Саид решит все свои дела, и оба брата опять сорвались и унеслись, как ветер. Айше снова стала каждый день бывать у них в доме с двумя дочками – семнадцатилетней Асмой и пятнадцатилетней Исад.
Она учила Фатиму арабскому языку и арабским песням и помогала ей с рукоделием, а девушки либо помогали в рукоделии, либо занимались с Абаль и Кантарой, чтобы они не отвлекали женщин от работы.
Они много пели и много разговаривали, и за эти три недели Фатима стала лучше понимать арабский, чем за полгода уроков с мужем. Амира в этих посиделках не участвовала, хотя Факина и Фархана иногда к ним присоединялись.
- Мама совсем с ума сошла, – говорили её дочери, – она скупила всё барахло в лавке дяди Адиля и дяди Саида, в лавках Мавлюда и дедушки, и скоро скупит весь Шефшауен!
- Она собирает вам приданое, чтобы вам было с чего начать в новых домах и семьях.
- Ага! – огрызнулась Фархана, – у нас у каждой уже по два туалетных столика, не считая полдюжины зеркал.
- А я уже никогда не смогу купить ни одного полотенца в своей жизни, и ни одного чайного сервиза, – вздохнула Фахина.
- Ладно ты – горожане не смогут выбрать нам подарки к свадьбе! Мать и так уже всё скупила, – горько заметила её сестра.
Женщины только головами покачали.
- Стоило бы остановить Амиру в её безумных тратах, – сказала Айше.
- Я как-то заметила ей, что она тратит лишнее, но она сказала, что посмотрит на меня, когда я буду выдавать замуж Кантару.
- Скорее бы Адиль вернулся! Он живо её встряхнёт и поставит на место, – ворчала Хазар, – и вернёт лишние товары в лавку, чтобы продать и вернуть хоть часть денег. Она и правда совсем спятила, – ворчала кормилица.
Адиль вернулся, как обещал, через три недели, но не стал ставить сестру на место.
- Пусть тратит. Всё пригодится. Денег теперь хватит. Смотрите лучше, что я привёз Фатиме, – и он достал большой чехол.
Из чехла он достал гитару. Она была расписана павлиньими перьями – сине-голубыми с одного бока и красно-оранжевыми с другого.
Фатима с улыбкой взяла прекрасный инструмент и заиграла новую мелодию – народную песню о любви, которую они с Айше и девушками учили во время своих посиделок. Адиль задумчиво слушал, как играет и поёт о любви его жена на его языке и вздохнул. Он никогда не сможет сказать ей правду!..
Тени прошлого
Тени прошлого
На первый день рождения дочери Адиль надел на её крошечную шейку массивную красивую золотую цепочку с круглой золотой подвеской.
На ней был изображён исторический объект Марокко – развалины исторического города римлян в районе Феса.
- О, Адиль!
- А это для тебя, дорогая.
Он протянул жене на ладони пластиковую карту.
- Что это?
- Деньги.
- Как это?
- Я открыл счёт на твоё имя, Фатима. Я часто ухожу с караванами. Бог знает, что может случиться. Я хочу, чтобы ты была обеспечена, даже если останешься вдруг одна.
- Не говори так! Ты обещал никогда не оставлять меня!
- И я никогда сам тебя не оставлю. Ты слишком мне дорога, Фатима. Но ты одна из немногих женщин была в Сахаре и знаешь, что там есть люди и звери, есть бури и ядовитые твари. И знаешь, как велики там риски.