- Мы делаем всё, что в наших силах, и используем всё, чем располагает клиника. А вы не кричите тут. Мы много лет работаем и многое повидали. И от хорошей жизни женщины такого с собой не делают. Это ж как надо хотеть умереть, чтобы не поперёк резануть себе вену, как нервные девчонки, страдающие от первой любви, а резать повдоль – чётко по линии вены. Да ещё острым краем стеклянной игрушки. Вы хоть представляете себе, какая это боль?! А она её не чувствовала. Совсем. Это значит, что её внутренняя, душевная боль была сильнее. Так что я ещё в полицию на вас заявлю!
Врач ушёл, а Адиль прислонился к стене, а потом спустился по ней на колени и, оказавшись на полу, беззвучно заплакал, только могучие плечи затряслись в рыданиях. Амира посмотрела на брата и взвилась как дикая лань. Она бросила Адиля корчиться на полу от боли и погналась за врачом. Она догнала его уже в другом крыле. Там она гневно ему выговорила, а потом перешла на спокойный тон и объяснила ему, что Фатима и есть девчонка, страдающая от первой любви. Увидела мужа с другой, приревновала, расстроилась, к тому же она из новообращённых.
Через час врач снова пришёл к палате пациентки. Его отношение к её мужу после разговора с его пылкой сестрой немного изменилось, а увидев его сидящим на полу, обхватившим голову руками, он ещё немного смягчился. Он вошёл в палату. Осмотрев пациентку, он позволил Адилю вернуться в палату.
- Я не знаю, доживёт ли она до утра. Состояние крайне тяжёлое. Но если доживёт, я её вытащу. Обещаю. Пока вы можете остаться с ней, – сказал врач, – у нас не хватает медсестёр. Я уведу госпожу Лейлу. Следите за дыханием своей жены. Если что – зовите.
Медики ушли. Амира кивнула брату и скрылась за дверью. Адиль придвинул стул к кровати. Она была такой тоненькой под белой простынёй. Такой бледной на подушке. Он осторожно взял её руку в свою. Совсем холодная. Он поцеловал её. И вдруг заметил, что на руке нет кольца. Того самого, с ладонью Фатимы, которое она никогда не снимала! Он подумал, где оно может быть. Сняли во время операции? Или? Он вдруг вспомнил всё, что она пережила за последние несколько дней по его вине. Она видела, как его поцеловала Хавла, получила от него пощёчину и, что самое гадкое, увидела его в объятиях Итидаль, увидела, как он страстно и отчаянно целует её. Он вспомнил слова врача о том, что её внутренняя боль была так сильна, что она не чувствовала, как резала себе вену стеклянным ёлочным шариком, и тут же вспомнил, как искал эти чёртовы шарики.
Не так просто купить ёлочные украшения в Северной Африке.
Ещё он подумал, что бы он почувствовал, если бы увидел, как она целуется с другим – вот хоть с доктором, и тут же ощутил такой гнев и такую горечь, что внутри всё сжалось и остро вспыхнуло, а в груди засаднило.
Он понял, как она потеряла ребёнка, почувствовав этот горячий саднящий огонь, и снова заплакал. Его любимая. Она горела, видя его с Итидаль. Он так виноват перед ней, но он всё исправит.
Только бы она пережила эту проклятую ночь...
Чужой человек
Чужой человек
Фатима очнулась в раю.
Всё вокруг было белым и чистым, очень мягким и тёплым, и было так пусто и спокойно, и так тихо – очень тихо. Но чего-то сразу стало не хватать. Она попробовала вспомнить, чего именно, но в голове было так пусто, как в банке, из которой всё съели или выпили.
Она хотела посмеяться над собой, но не смогла вспомнить, кто она. Голова закружилась, и она снова провалилась в белое облако.
- Очнулась и снова потеряла сознание, – констатировал доктор, – но теперь мы её вытащим. Всё-таки она молодая и сильная, и даже если она не хочет жить, то и умереть пока не может, её организм очень крепкий. Она несомненно восстанавливает силы.
После этих слов он обернулся к медсестре и дал ей указания по лечению пациентки. Адиль его не слушал. Он смотрел в безжизненное бледное лицо жены на подушке.
«Не хочет жить. О, мой Аллах!»
Она окончательно пришла в себя к вечеру. Адиль и Амира получили разрешение поговорить с ней в присутствии врача.
- С возвращением, дорогая. Как ты себя чувствуешь? – спросила Амира.