Он вышел во двор. Пластиковое ведёрко с яркими совочками, камешки, небольшая грядка с зеленью, две кадки с розами. Он заглянул в пристройку. Стопка полотенец и два таза. Он взял с полки гребень и увидел на нём два рыжих волоска...
Он до утра просидел в её доме, но она не пришла. Утром он понял, что и не придёт. Он сглупил, оставив людей снаружи. Фатима снова пропала, но теперь у неё не было даже того малого, что было в её временном убежище! Ни денег, ни инструментов, ни украшений! И с ней трёхлетняя Кантара, будь всё проклято!..
- Мама, а почему наша новая хозяйка, синьора Мария, сказала, что мы не похожи на марокканок? – спрашивала Кантара, уже отчаянно зевая.
Фатима укутала дочь.
- Есть старая притча.
- Пришта?
- Притча или сказка. Сегодня у марокканцев смуглая кожа – нечто среднее между светлой кожей европейцев и темной кожей африканцев. Но так было не всегда. Когда Бог создавал человека, он вылепил его из глины и положил в огонь, чтобы обжечь. Но Бог забыл об этом, и человек находился в огне слишком долго. В результате человек получился слишком черным. Он не понравился Богу, и Бог забросил его на юг. Так появились чернокожие африканцы. Во второй раз Бог вылепил человека из глины и положил в огонь. В этот раз Бог боялся, что снова передержит человека в огне, и вынул его слишком рано. Человек получился очень светлым и тоже не понравился Богу. Бог забросил его не север. Так появились светлокожие европейцы. В третий раз вылепил Бог человека и положил в огонь. На этот раз Бог был аккуратен и продержал человека в огне столько, сколько нужно. Так появились марокканцы с тёплой кожей, – рассказывала Фатима.
Кантара заснула. Она легла рядом, укрывая своего драгоценного ребёнка. Сегодня муж чуть не поймал её, и Бог знает, что он мог с ней сделать в гневе...
Если Адиль и испытывал гнев, то только на самого себя. Выйдя в калитку у задней стены съёмного двора жены на рассвете, он поднялся на вершину холма и посмотрел на ещё спящий голубой город.
«Она не уйдёт отсюда. Никогда не уйдёт. Ей некуда идти – её родина, её дом теперь здесь, в Шефшауене, среди его голубых стен. Она полюбила это место, так же, как я. Если бы и меня она любила так сильно. О, Аллах! Почему она не хочет меня видеть?!»
Фатима лишь мельком увидела мужа с холма, когда возвращалась с Кантарой с гор, куда ходила за целебными травами. Она присела за каменные развалины на окраине города и жадно смотрела на него. Он так изменился! Стал словно старше и суровее, и решительнее, и ещё красивее и мужественнее! Но он расхаживает по её двору! Домой возвращаться нельзя! Хватит тут сидеть и таять от любви! Он полюбит любую покорную верблюдицу, готовую рожать ему сыновей!
Как хорошо, что она перед выходом сунула в сумку золотые браслеты и выручку с последней партии сувениров и как плохо, что соседка-еврейка, относившая её товары в лавки, не успела передать ей деньги за расшитые кошельки и сумки. Она подхватила дочь и в обход пошла на другую улицу.
К вечеру ей удалось снять дешёвый чердак в трёхэтажном доме в испанском квартале. Там не было ничего, кроме широкой кровати и умывальника…
Адиль стонал во сне – это они установили, собравшись у двери его спальни. Амира, Хасан и Хазар переглянулись.
- Я же вам говорила, что дядя Адиль чем-то болен! – сказала Абаль, позвавшая взрослых к двери дяди.
- А что ты тут делала в такой поздний час?! – напустилась Амира на дочь.
- Шла в кухню попить – у меня вода в кувшине закончилась.
- Попила?
- Нет.
- Ну, так иди и пей, и марш в постель.
Абаль ушла, а они ещё раз прислушались. Адиль снова застонал, чуть не скрипя зубами.
- Ну, и чем он, по-вашему, болен? – спросила Амира.
- Ты же знаешь, что любовью, дорогая, – ответил ей муж, – его болезнь называется Фатима. И лекарство от болезни называется Фатима. И лучше бы ей уже найтись поскорее.
- Но как?! Как вы вообще могли её спугнуть из того домика на окраине?! Она же теперь осталась совсем без ничего. Дураки.
- Э-эй! Полегче, женщина!
- Да, ну вас. Не поймать лису в её норе. Такой глупости я от вас никак не ожидала. Бедная девочка осталась нищей на улице!
- Бедная девочка не должна была сбегать от мужа, – заметил Хасан.
- Муж не должен был шпынять её по мелочам и не говорить при ней о замене. Вот бы ты захотел привести вторую жену. Без глаз остался бы! – воинственно заявила Амира.