С позиций палеолита, в основе всякого действия лежит сила.
— Это сильней меня.
Так всегда говорят герои. Так действующее лицо (тот, кто говорит «я») определяет симптом (это «я» еще более «я»). Это сильней его. Такова кровожадная сила убийцы. Такова демоническая жестокость насильника. Таково демиургическое могущество Создателя. Такова — в узком смысле — сила (vis) понятия lа vertu.
Яростная сила быка, сок в стебле цветка сильнее, чем они сами. И то и другое можно определить французским словом virulent — ядовитый, опасный. Словом virus обозначали и сок растений, и сперму млекопитающих, и яд, извергаемый змеями.
Гениальность Павла[88] состояла в том, что он изобрел для всего человечества воскрешение, иначе говоря, вторую жизнь тела и духа после того, как Господь Бог завершит свой Страшный Суд. До Павла даже Иисус был смертным. Труд «возрождения» потребовал от Иисуса трехдневных усилий. Ему пришлось отвалить могильную плиту. Пришлось сделать так, чтобы Магдалина узнала его. Пришлось позволить Фоме коснуться руками его тела[89]. Пришлось идти пешком в селение Эммаус. И так далее.
Павел учит, что воскрешение — еще не залог вечной жизни.
Оно отсылает к последнему дню.
«In ressurrectione» переводится как «in novissime die» — воскреснуть в ином, идеальном свете.
Сила накапливается, стремится к яркому, все более и более чистому свету.
Павел на греческом, Августин на латыни выражают одну и ту же мысль: там и тут нетерпение, «vertu» и «vis», там и тут духи, принявшие облик людей в их молодые лета.
Стремление вверх, усилие, напор, извечное нетерпение, буйный взрыв, преувеличенная жестокость.
Vita viva[90].
Если Павел придумал воскрешение, то Августин преобразил ад.
Гений Августина состоял в том, что он заменил подземные блуждания несчастных призраков в черных одеяниях, которых мало-помалу засасывала мертвая трясина, оседлым приятным обитанием в величественном граде небесном с его немеркнущим сиянием. Он преобразил бездну, поглощавшую человеческую жизнь — бессильную, потухшую, жалкую — в светлое, радостное, вечное будущее. Он превратил смертный удел стенающей тени в перспективу обретения бессмертного тела, в обещание жизни вечной. В результате небесный град стал «идеалом» каждого земного поселения. Городские общины возникли рядом с могилами святых покровителей кладбищ. Для святого Мартина это был Тур. Для святого Кассиуса — Бонн. И так далее.
Глава LI
Ладья с черными огнями
Когда я был маленьким, «раем морского порта» в Нормандии называли обыкновенный стул, покрытый белой накидкой, — такие стулья ставили на перекрестках. К спинке прикалывали кнопками картинку благочестивого содержания, которую украшали цветами в вазочках. Перед картинкой горели свечи, и капли расплавленного воска стекали вниз, застывая на соломенном сиденье.
На картинке была изображена лодка в бушующем море.
Господь стоял на воде, простирая руки над волнами.
Лодка из «рая морского порта» — это ладья мертвых, circumdata ignibus atris. Ладья, пересекающая Стикс и «окруженная черными огнями».
Только эти «черные» огни, невидимые в ночи живых, поскольку они сливаются со звездной темнотой, бросают отблески в адский мрак.
Пауль Целан[91] всю жизнь рисовал на полях своих поэм свечи в разные моменты их горения.
Некогда, двадцать тысячелетий назад, молитвенно сложенные руки больше всего на свете походили на пламя факела.
Мужской член, возбужденный желанием и вздымающийся над мужскими чреслами, походит на буйное пламя, вспыхнувшее на конце изогнутой ветки.
Пламя, имеющее форму мужского члена, вспыхнуло в глазах Окризии и царицы Танаквиль, — от него родился Сервий Туллий[92].
88
69 (Святой) Павел — один из апостолов, не входивший в число двенадцати учеников Иисуса Христа и обратившийся в христианство только после встречи с воскресшим Иисусом Христом. «Послания» святого Павла стали одними из главных текстов Нового Завета.
89
70 Фома (т. н. Фома Неверующий) — один из учеников (апостолов) Иисуса Христа, который поверил в его воскрешение только после того, как Господь позволил ему «вложить палец в раны Его».
92
72 Окризия — в итальянской мифологии служанка из царского дома Тарквиниев. В результате «непорочного зачатия» родила сына, которого назвали Сервий Туллий. Однажды вокруг головы младенца Сервия вспыхнуло пламя, но царица Танаквиль, жена царя Тарквиния Древнего, запретила тушить огонь, объявив, что этот огонь предвещает ему великую судьбу. Пламя действительно не повредило ребенку, и впоследствии Сервий Туллий стал шестым царем Рима.