Однажды милый маленький щенок начал лаять на меня.
Я вошёл в парадную дверь, а этот глупый маленький зверёк сидел прямо посреди прихожей, рыча и лая на меня, как будто я был человеком, пришедшим посмотреть газовый счетчик.
«Что?» — сказал я.
Он продолжал лаять.
«Ты лаешь на меня?» — сказал я. «Это мой дом, я здесь живу, ты, маленький гадёныш, как ты смеешь лаять на меня?»
«Что такое, что такое?» — крикнула Кэрри, вбегая в прихожую.
«Он на меня лает», — сказал я.
«Тише, Валлетта», — сказала она. «Не лай на Джона.»
Он продолжал лаять, маленький хорошо дрессированный ублюдок.
«Хочешь стать мальтийским гамбургером?» — спросил я его.
Он продолжал лаять.
Я не знаю, когда я решил убить его.
Возможно, это было в тот вечер, когда Кэрри посадила его за стол вместе с нами. До этого она была довольна тем, что он сидел у наших ног, как презренный маленький нищий, изучая каждый наш кусочек и ожидая остатков со стола.
«Давай», — говорил я, — «смотри, как мы едим. Тебе с стола не достанется.»
«О, Джон», — говорила Кэрри.
«Я не могу наслаждаться едой, когда он так на меня смотрит.»
«Он не смотрит на тебя.»
«Как ты называешь то, что он делает прямо сейчас? Посмотри на него! Если это не пристальный взгляд, то что же это?»
«Я думаю, ты одержим идеей, что собака пристально на тебя смотрит.»
«Может быть, потому что он на меня пристально смотрит.»
«Если это так, то потому что он тебя любит.»
«Он меня не любит, Кэрри.»
«Нет, любит.»
«Он любит тебя.»
«Он любит и тебя, Джон.»
«Нет, только тебя. На самом деле, если ты хочешь поговорить об одержимости, то это и есть одержимость. То, что этот проклятый кобель испытывает к тебе, — это одержимость.»
«Он не дворняга, и он не одержим. Он просто хочет быть частью семьи. Он видит, как мы едим, и хочет присоединиться к нам. Иди, Валлетта, иди, милый щенок, иди, малыш, иди, сядь с семьёй», — сказала она, подняла его с пола и посадила на стул между нами.
«Я принесу твою тарелку, милый малыш», — сказала она.
«Кэрри», — сказал я, — «я не позволю этой дворняжке сидеть с нами за столом.»
«Он не дворняжка», — ответила она. — «Он чистокровный.»
«Валлетта», — сказал я, — «спускайся с этого стула, или я...»
Он начал лаять.
«Не поднимай на него руку», — сказала Кэрри. — «Над ним издевались. Он думает, что ты собираешься его ударить.»
«Ударить его?» — сказал я. «Я собираюсь его убить!»
Собака продолжала лаять.
И лаять.
И лаять.
Думаю, именно тогда я и решил это сделать.
Октябрь — хорошее время для смерти.
«Подойди, Валлетта», — сказал я, — «пойдём прогуляемся.»
Он услышал, как я сказал «подойди», и, естественно, решил пойти посмотреть телевизор.
«Папа берёт тебя на прогулку?» — спросила Кэрри.
Папа.
У папы в кармане куртки были мистер Смит и мистер Вессон. Папа собирался отвести этого маленького мокрого козлёнка в лес, подальше от дома, всадить ему в голову пару пуль, а потом продать его тушу проходящему мимо филиппинцу, бросить его своенравному койоту или сбросить в реку. Папа собирался сказать Кэрри, что её любимый чистокровный кобель сбежал, естественно, когда я приказал ему подойти. Я звал и звал, скажу я ей, но он бежал и бежал, и Бог знает, где он сейчас.
«Не забудь его поводок», — крикнула Кэрри из кухни.
«Не забуду, дорогая.»
«Будь осторожен», — сказала она. «Не наступи на змей.»
«Валлетта защитит меня», — сказал я, и мы пошли.
Листья шумели, звеня над головой и скрипя под ногами. Валлетта продолжал отступать на красном кожаном поводке, упрямо останавливаясь каждые три метра в лесу и пытаясь вернуться в дом, где его любимая хозяйка ждала его возвращения. Я продолжал уверять его, что мы в безопасности здесь, под деревьями, где листья мягко падали вокруг нас. «Иди, маленький щенок», — ласково говорил я, — «иди, маленький гавкусик, здесь, в лесу, тебе ничего не угрожает.»
Воздух был свежим, как воротник священника.
Когда мы отошли достаточно далеко от дома, я залез в карман и достал пистолет. «Видишь это, Валлетта?» — сказал я. — «Я собираюсь застрелить тебя этим. Ты больше никогда не будешь лаять, Валлетта. Ты станешь самой тихой собакой на земле. Понимаешь, Валлетта?»
Он начал лаять.
«Тихо», — сказал я.
Он не переставал лаять.
«Чёрт возьми!» — крикнул я. «Заткнись!»
И вдруг он вырвал поводок из моих рук и умчался прочь, как подлый маленький трус, весь белый и пушистый на фоне оранжевого, жёлтого и коричневого лесного покрова, мчась как шёпот по ковру из листьев, тянущий за собой красный поводок, как узкую струйку крови. Я бросился за ним. Я был не более чем в шести футах от него, когда он выбежал на поляну, залитую золотистым светом. Я последовал за ним с оружием в руке, нацелившись на него. Как только мой палец сжал курок, Кэрри ворвалась на поляну с противоположного конца.