Наконец стемнело. Лиге надоело дразнить отца и ломать голову, чего же он хочет, а чего нет. Она услыхала отчетливый скрип: Па достал выдвижную кровать. Не веря своему счастью — этим вечером он не будет к ней приставать! — Лига в одно мгновение очутилась у двери хижины. Внутри было тепло, пахло отцовским потом и отваром, укрепляющим кости.
— Будешь спать тут, — бросил Па, задул лампу и улегся в большую двуспальную кровать.
И хотя эти слова должны были обрадовать Лигу, прозвучали они унизительно. Лига тихонько забралась на свое ложе, повернулась лицом к стене и долго размышляла, чем не угодила отцу. Чью же благонравную дочь он видел сегодня в городе, в сравнении с которой его собственная показалась ему скверной и недостойной?
Посреди ночи она проснулась от собственного стона.
— Чего ты? — немедленно спросил отец, громко и отчетливо.
— Что-то с животом…
— А что с ним?
— Кишки выкручивает, будто белье при стирке.
— Хвала богам, молитвы услышаны! — воскликнул отец. — Хвала небу и солнцу!
Он зажег лампу и встал над Лигой, глядя, как боль заставляет ее корчиться в постели.
— Не волнуйся, милая, — сказал Па. — Скоро все закончится.
— Да, потому что я умираю, — простонала Лига, — и это даже к лучшему!
Отец засмеялся — засмеялся!
— Ты тоже будешь рад, что избавился от меня.
— Ну что ты, — довольно усмехнулся он, — что ты. — Отец накрыл ладонью мечущуюся по подушке голову Лиги. Был ли его жест вызван раздражением или нежностью, она сказать не могла. — Сейчас заварю тебе чаю. — Насвистывая, Па разворошил угли в очаге.
— Только не такой, как вчера вечером. — Горький травяной вкус напитка до сих пор стоял у Лиги в горле. — Твой чай меня и убил! Та женщина дала тебе отраву. «Укрепит кости», чтоб ее!
Отец расхохотался: девчонка переняла его манеру разговаривать! Гремя котелком, он с энтузиазмом взялся за приготовление чая. Чувствуй себя Лига получше, она с удовольствием посмотрела бы сейчас представление, устроенное отцом ради нее. Какая жалость, что она скоро умрет и у нее не будет возможности воскресить этот эпизод в памяти, оценить доброту Па и сказать себе: «Не такой уж он плохой человек! Вон как старается».
Лига судорожно вздохнула, отец распахнул дверь настежь, чтобы впустить в дом свежий воздух. Это действие тоже восхитило ее, как и сама ночь — пышногрудая, усыпанная цветами, напитанная последними летними ароматами, колыхающаяся под своим покрывалом, сотканным из августовского тепла.
Однако вместе с ночью в дом пробралась тощая черная ведьма, которая звалась болью. Она хватала Лигу жилистыми руками, заставляла извиваться, прижимая к своей раскаленной груди, потом отпускала, уходила… и вдруг возвращалась, опять почуяв жгучий интерес к жертве.
Всю ночь Лига скользила вверх и вниз по волнам боли, ожидая, когда достигнет переломной точки, и все будет кончено. Хижина вместе со всем убранством словно бы исчезла. Па тоже исчез! Отец превратился в пчелу, жужжащую у нее в волосах. Напевая себе под нос, он суетился вокруг дочери, похлопывал ее по руке и смеялся.
— Спасибо старой хрычовке. Надо же, не обманула! Все идет как по маслу.
О чем он говорит? Что вообще происходит?
Рассвело. Отец вышел на улицу, чтобы встретить утро и постоять в первых лучах солнца, прежде чем оно разгорится в полную силу и заставит мир обливаться потом. Когда он ушел — да, именно тогда, — крепкие путы, которыми ведьма-боль крест-накрест привязала Лигу к своим острым ребрам, лопнули, и Лига ощутила внутри странный сильный толчок. И тут же ее пронзило знание, она поняла — мгновенно, словно рухнула на дно колодца: ребенок! А затем пролетела сквозь дно этого колодца, которое оказалось тонким и сразу рассыпалось в труху (странно, как в нем вообще держалась вода), и попала в другой колодец: то, что выпало из нее на снег полгода назад, тоже было ребенком!
Лига приподнялась, вылезла из постели и села на корточки, держась рукой за деревянный бортик кровати. Ею овладело возбуждение. Она должна это видеть. Младенец уже на подходе. У нее будет ребеночек! Боль перестала быть болью и теперь скорее ощущалась как работа некоего механизма. Тело знало, как себя вести, и теперь действовало согласно природе, а не вопреки ей.
Новая жизнь пробивала себе дорогу. Мышцы изо всех сил выталкивали ребенка, который сделает Лигу матерью и уважаемой женщиной, будет нуждаться в ее любви и ласке.
Эта мысль пробилась сквозь все слои сознания, сквозь марево боли в глубину души Лиги и затронула там самую нежную струнку. Лига плакала от счастья: вот-вот появится маленький беспомощный комочек, который станет ей и другом, и утехой.