— Поволокут на плаху — точно обделаюсь!
И вот она уже перед Гийомом, и Гийом, последним ускользающим усилием воли, придаёт лицу умоляющее выражение:
— Пожалей ты меня, Христа ради. Я не хотел, честное слово.
Её, запавшие от невыносимой боли предательства родного человека увядшие глаза равнодушно скользят по Гийому — она его не видела. Да и всё равно ей, кто держал ту пику, — ведь дело же не в этом.
Испуганно плутоватые глазёнки бывшего лакея на мгновение задерживаются на Гийоме, но лишь на мгновение.
Узкий луч зари надежды блеснул и померк для Гийома. Макс, вот кто утянет их в бездну. Макс, да ещё Мельхиоровы башмаки.
Только сейчас Гийом, а может, и другие осознали, какую пытку сами себе изобрели: Макс-то стоит последним, восьмым. И следовательно, всем, без исключения, предстоит заглянуть сначала в глаза Мадонны, затем лакея. Людей, чьей смерти они так желали и чьих жизней не смогли выпросить ни у Бога, ни у Дьявола.
Макс на данный момент их самое тайное, страшное, гибельное. Это то, что они всеми силами хотели, но уже никоим образом не могли скрыть. Что-то несущее гибель, словно опухоль, исподволь умерщвляющая весь организм. Семь человек перед Максом, ровно семь печатей. Каждая снимаемая печать может оказаться последней, если Мадонна опознает кого-то из них ещё до Макса или если кто-нибудь не выдержит и схватится за оружие, оберегая их общую тайну. Почему-то все ожидали подобной выходки от Ганса. Конечно, ничего этот поступок не изменит, даже если у кого-то действительно достанет решимости и совести убить Мадонну. Разве что казнь состоится немного пораньше. Компания-то их известна, да и вся туточки на виду. Так что никого эти семь печатей не хранят. Это скорее случайное число ступеней по пути к Максу-Смерти. Верно, чисто рассудочно отпихнули его на последнюю позицию, инстинктивно отодвигая поворотный миг в судьбе. Как Ганса задвигали в конец очереди в пикантных ситуациях.
А погибель уже снимает вторую печать — ощупывает Гюнтерово лицо, допытывается — а ты чем оправдаешься, солдатик?
Все, творимое Гюнтером, делается во славу Божью, и сам Господь направляет его карающую либо воздающую десницу. Но и Гюнтер не выдерживает безмолвного поединка, опускает очи долу. Он проигрывает, он начисто проигрывает, ибо ни одна вера мира не должна покоиться на страданиях безвинных.
— Подними голову, — слышит Гюнтер негромкий приказ. — Что рожу прячешь, али виновен?
Гюнтер с достоинством вскидывает голову, но это уже лакей, такой же раб обстоятельств, и перед ним Гюнтер не чувствует своей вины.
— Не он ли? — хотел поинтересоваться профос, но лишь устало махнул рукой. Ясней ясного, что с паршивой овцы этой, лакея, толку не будет. Верная надежда только на упрямую бабу. Даже железная надежда, ведь ночью её попытались досыта накормить этим металлом. Отплатили за все её заслуги в деле укрывательства злодеев. Сейчас она им задолжала и желает отдать должок — будьте уверены.
Гансу проще: полковой дурачок, взятки гладки. Душа его, не освещённая разумом, тычется в потёмках, потому никому до него и дела нет. Он этим и пользуется на всю катушку. Бессмысленно-рьяный взгляд выкаченных, в крупных кровавых прожилках глаз профоса он встречает и провожает восторженно-почтительно, готовый хоть сей миг выпрыгнуть из шкуры и топать за профосом на край света. Устало-тусклому, запорошенному смертной тоской и обидой взору Мадонны отвечает кривой бессмысленной улыбкой. Вот он я, весь тут, к вашим услугам, но я ничего не понимаю, потому что там не был. И ведь действительно не был. А лакею даже братски подмигивает: что, дружок, не обзавёлся глазами на затылке, теперь страдаешь — сочувствую.
И лишь когда последний конвоир показывает ему свой тыл, из глаз Ганса полыхает такой заряд лютой ненависти, что просто удивительно, как у них не затлели волосы. До Макса четверо. Всего.
Окончательно одуревший от ожидания Мельхиор не придумал ничего лучшего, как подбоченившись, притопнуть ногой в новом башмаке. Вот он я — берите! Профос удивлённо вскинул брови и приостановился, обращая внимание Мадонны на странного субъекта. Впрочем, для профоса все они подозрительные, развратные, порочные, преступные субъекты, рано или поздно оказывающиеся в его поле зрения, а затем и в петле.
Но для Мадонны это только один из многих. Кажется, недавно выклянчивал водку в долг и ушёл, не смочив глотку. Основную опасность для Мельхиора представляет лакей, неоднократно чистивший и подававший хозяйкины башмаки. Но трусоватый парень бесполезно-старательно выглядывал чужие лица. Точно как приказано, хотя его почести и награды и ответ на все вопросы находились в пяти с половиной футах ниже, на ногах Мельхиора.