Мушкет свой Михель опознал только по половинке приклада, которая так и осталась в руках мертвеца. Проклятые шведы щедро наделили картечью не только теперь уже навеки безвестного любителя выморочного имущества, но и Михелев мушкет.
— Не дорожишь ты, парень, доверенным оружием. Ой, не дорожишь. Досталось бы тебе от нашего ротного на орехи, кабы оказался вдруг на нашем ротном смотре.
Михель поймал себя на мысли, что вот уже который раз разговаривает с мертвяком. Словно готовится к встрече с будущей землёй, когда все друг дружку повыбьют да повырежут, только с такими и можно будет перекинуться словечком-другим.
Карманы мародёра не особо обогатили Михеля. Так, мелочевка. Больше руки оттирал, ибо внутренности мародёра после шведской картечи все почему-то оказались наружу. Похоже, шведам перед боем тоже не платят. Начальнички, так их и разэтак, повсюду одним мирром мазаны.
В мешке все, как Михель и ожидал. Приятно обрадовала, правда, изящная вещица, явно офицерская, — серебряная фляжка, так ведь без капли содержимого.
Михель уже привстал было, чтобы разом вывернуть содержимое мешка на землю да раскидать пинками, дабы руки не пачкать, как неугомонные Гюнтер и компания опять что-то разгалделись за спиной. Наскоро проверив первый подвернувшийся из мешка пистолет — заряжен — Михель сунул его за пояс — хм, а рукоятка-то не иначе как слоновой кости — и поспешил к крикунам.
— Михель, Михель! Вот радость-то! Ты погляди, кто к нам жалует! Ну что, угадал? — Маркус не выдержал и бросился навстречу.
— Старуха с косой.
— Да ты чё, Михель, сдурел. Ну, глянь, глянь повнимательней. Пошире-то разинь свои знаменитые глаза. А я тебе подскажу — это замена твоя.
— Тогда призрак короля шведского.
— Нет, вы только полюбуйтесь на него? Шутник выискался. Совсем пушечные газы зенки повыели.
— Хорошо хоть пушечные, не кишечные.
— А я подскажу, не сочту за труд. Это пропажа наша общая обнаружилась.
— Да ну? Тогда это запропастившийся было невесть куда Паппенгейм собственной персоной, везёт мой пропавший мушкет. — Чего бы Михелю не побалагурить, видя как распаляется Маркус, тем паче что конный одиночка явно не представляет угрозы.
— Дуралей ты, Михель, и отец твой был, — не на шутку рассвирепел Маркус, однако сам же себя нетерпеливо оборвал. — Да это же Макс, Макс наш нашёлся. Он теперь станет пушку наводить, а ты, шутничок, землю с нами рыть.
Если Маркус ожидал от Михеля взрыва восторга или негодования, то крепко ошибался. Дождался он только того, что Михель заговорщицки подманил его пальцем поближе и таинственно зашептал:
— А я ведь никогда и не сомневался, что Макс жив. Это ж ты, Маркус, его уже и убил, и зарыл, и отпел. За что и ответ держать будешь.
— А что я, что я... Это Гюнтер. А я ведь... тоже всегда верил. Скажи ему, Михель.
— Ладно, замолвлю словечко, — враз повеселел Михель. — Пойдём встречать нашего героя. Если выпивки он и не приволок, то уж вестей — полные перемётные сумы.
XXV
— А я чую, пушка одиноко палит. Ну, думаю, не иначе как наши оборону против целой армии держат. Кто ж, как не вы! — заорал Макс ещё издали, так что за громом битвы было и не разобрать. — Жаль я в кавалерии ещё никого не знаю, а то б поспорил на пару монет, что это только вы, и никто более.
— Дай-ка я тебя перекрещу для верности, а ещё лучше — шпагой ткну, чтобы убедиться, что не призрак. — Давно Михель не видел Гюнтера в такой радости.
— Вон, коня лучше ткни, уж он-то точно из плоти и крови. А меня только святой водой спытать можно.
— Кстати, ты-то святой водицей не догадался облагодетельствовать. — Кто про что, а Маркус все о водке.
— Ну да, драгуны ведь известные пьянчужки. Давеча скакал в эскадронном строю, дак так надышали на меня — чуть с лошади не свалился.
Макс, живой Макс, в пыли, крепко уже пропахший конским потом, усталый, но, как всегда, весёлый. Жмёт руки, обнимается, знакомится с Фердинандом. Пушка заброшена, бой забыт — пусть привыкают и без нас как-нибудь обходиться.