— Вот последнее лучше. Чувствуется совершенно конкретное предложение. Что же касается «сам такой», — да, был. Но с вашей помощью сплыл. За что премного благодарен.
Партийный секретарь встал из-за стола президиума и потихоньку удалился из залы сектора.
Тем временем Филипп Аркадьевич продолжал. Дело в том, что большая часть коллектива, не воспринимая на свой счёт выпады Филиппа Аркадьевича, принимала происходящее как занимательный спектакль одного актёра со скандальным сюжетом. А потому все попытки председательствующего избежать скандала, упрямо пресекались требованиями дать «обвиняемому» высказаться.
— Вы ведь даже не понимаете, что наука осмысливает и формулирует законы природы, в том числе, и общества, чтобы человек мог ими сознательно руководствоваться в жизни и деятельности, т. е. констатирует, а не придумывает версии! Она, наука, — беспартийна! Ей плевать на вашу придуманную идеологическую версию! Законы природы не изменились по прихоти идеологов «арийской» науки и, тем более, марксистской. Но самое страшное — вы не учитесь даже на собственных ошибках. Вы наступили на грабли теории относительности, генетики, кибернетики. И что же? Для вас уровень научного авторитета зависит от значительности секретарского кресла., а не упрямых фактов. В этой конюшне наукой и не пахнет, а исключительно только навозом!
— Как вы смеете!?
— Долой!
— Выгнать с волчьим билетом!
Такого выпада благородное собрание вынести не могло. Это уже было оскорбление не кого-то лично, что можно было бы пережить. Даже интересно. Но всех. Наших. Их, уважаемых ученых, обвинили в производстве навоза! Это уж слишком! И это оскорбление целого коллектива было непереносимо.
Как-то незаметно вслед за появившимся партийным секретарём в залу просочились два дюжих молодца в грязно-белых халатах, завязанных тесёмочками за спиной. Столь быстрое появление их можно было объяснить весьма значительным весом вызывающей службы. Их появление не осталось не замеченным.
— С чем вас и поздравляю, бывшие коллеги. — Указал рукой на санитаров Филипп Аркадьевич. — Достойный ответ мировому империализму и сионизму. Вы ведь даже не тянете на запорожских казаков. И никто из вас не усомнился в законности того, что сейчас произойдёт. Вы — дети своего времени. На вас вина и ваших отцов, отправлявших в ГУЛАГ своих коллег, соседей, друзей только за то, что они думали не так, как предписывала партия. Ради идеи! Страшная кара не за горами. Вы рухнете под тяжестью преступлений предыдущих поколений и своих собственных. И ничто вас не оправдает и не спасёт. Те, кого вы все эти долгие годы дурачили, с презрением отвернуться от вас. Но в отличие от Христа, принявшего грехи людей на себя, за грехи свои и своих отцов вольные и невольные ответят ваши дети и ваши внуки. И будет эта катастрофа уроком всему человечеству, если оно сможет выкарабкаться из-под обломков нашей людоедской системы.
Ну что, ребята, не закатывайте рукава. Я не сопротивляюсь. Куда мне идти?
Санитары из своего опыта поняли, что этот не буйный, и их роль ограничится конвоем.
46
В этот день Эмилия получила телеграмму такого содержания: «Срочно выезжай тчк Филипп больнице обострением совести тчк Лижу руку Ферапонтус тчк».
47
Доктор Щукин, молодой человек приятной наружности, практиковал ординатором в известной психиатрической клинике пятый год. Попал он на такую завидную работу не будучи москвичом исключительно потому, что даже руководству нашей медицины стало ясно, что кто-то же должен и больных лечить! Более двух третей лекарских должностей в столице и пригородах занимали жены, дочки, сыновья, зятья высокопоставленных чиновников от партии и администрации, и имели они весьма отдалённое понятие о медицине. И, что самое ужасное, даже в четвёртом управлении после знаменитого погрома в начале пятидесятых годов некому стало пользовать цвет Партии и Правительства. Стыдно сказать — некоторые члены ЦК и представители высшего руководства ведомств, в том числе и медицинского, стали обращаться к разным знахарям-нелегалам, так называемым экстрасенсам, или, простите, колдунам, и даже выезжать лечиться за границу!
Итак, доктор Щукин внимательно осмотрел доставленного пациента с такой странной фамилией — Пстыго. Побеседовал с ним и убедился, что перед ним совершенно здоровый человек, отличающийся от большинства своих коллег и прочих советских обывателей тем, что своими публичными высказываниями «вызвал огонь на себя». То есть, нарушил правила игры. То, что он высказал вслух на собрании, не было открытием для многих присутствующих. Об этом говорили на кухне, в кругу доверенных друзей, но никак не на собрании. В этом и состояла «ненормальность» пациента.