По словам Уолсингема, Генрих «сражался не как король, а как рыцарь, стоя во главе своего войска, первым бросаясь на врага, обрушивая на него и получая в ответ жестокие удары». Впрочем, после битвы он настолько забыл обеты рыцарства, что повелел уничтожить всех разоруженных пленников, знатных и простолюдинов, и его пехотинцы, глубоко потрясенные, в ужасе взирали, как две сотни лучников закалывали, забивали палицами и заживо сжигали захваченных в плен.
Вернувшись в Англию, Генрих V был встречен на родине бурей восторга, и подданные на протяжении девяти часов чествовали его живыми картинами и торжественными процессиями, кульминацией которых стал благодарственный молебен в соборе Святого Павла, сопровождавшийся звоном лондонских колоколов. По рассказам очевидцев, во время всех этих празднеств суровый король ни разу не улыбнулся, хотя его подданные были вне себя от радости и непрерывно выкрикивали ему приветствия.
Значение битвы при Азенкуре нельзя преуменьшать. Она не только деморализовала французов, но и окрылила воображение каждого англичанина, превратила Генриха V в народного героя и содействовала росту национализма среди его подданных. Мало кто стал бы теперь подвергать сомнению право Ланкастеров на престол, ибо и сам Генрих, и его народ полагали, что Господь утвердил его в его притязаниях, даровав ему столь впечатляющую победу. Благодарный парламент радостно проголосовал за предоставление королю дальнейших субсидий для продолжения войны, хотя цена кампании достигла заоблачных высот и легла тяжким бременем на и так уже истощенную казну.
Англичане понесли под Азенкуром очень мало потерь. Единственным погибшим аристократом был Эдвард, герцог Йоркский, который командовал во время боя правым флангом войска. Он был крупным и весьма тучным человеком, и потому ходили слухи, будто он либо задохнулся в своих доспехах, либо умер от сердечного приступа в пылу битвы в образовавшейся давке. Тело его опустили в огромный котел с водой и варили всю ночь, так чтобы плоть распалась и кости можно было перевезти назад в Англию, где их затем и похоронили в соборной церкви Фозерингея. Изящный монумент в память Йорка был впоследствии воздвигнут по приказу Елизаветы I, и увидеть его можно до сих пор.
У Йорка не осталось детей, и с его смертью его герцогский титул был временно отменен. Его покойного младшего брата Кембриджа король объявил вне закона, а значит, четырехлетний сын Кембриджа, Ричард, не мог унаследовать этот титул, хотя ему и полагались имения, закрепленные за титулом графа Кембриджского и не отчуждаемые от него, но не сам титул. Впрочем, указы об объявлении вне закона часто отзывались, и некоторые предвидели, что этот маленький мальчик со временем унаследует не только герцогство Йоркское, но и, через свою мать, огромное состояние Мортимеров, ведь он считался также наследником бездетного графа Марча, своего дяди с материнской стороны. Пока же, однако, осиротевший Ричард пребывал под опекой короны и воспитывался в Йоркшире, в замке Понтефракт и в Метли-Холле, под бдительным присмотром королевского слуги Роберта Уотертона.
В 1417 году Генрих V начал хорошо спланированную кампанию с целью завоевать Нормандию, наследственное владение своих предков. В этом году он взял Кан и Лизьё, а в 1418-м – Фалез, Донфрон и Лувье. Столица Нормандии, Руан, сдалась в 1419 году после долгой, ожесточенной осады, к великому ликованию лондонцев. Затем Генрих отправился дальше, намереваясь захватить Париж, столицу французского королевства. В 1419 году герцог Бургундский, союзник Англии, был убит сторонниками дофина Шарля, наследника Карла VI. Это убийство заставило его сына, нового герцога Филиппа Доброго, еще теснее сблизиться с англичанами, от чего король Генрих чрезвычайно выигрывал.
По мере того как война затягивалась, короля все чаще и чаще с полным основанием упрекали в жестокости. При осаде Руана он столь безжалостно поступил с мирным населением: женщинами, детьми и стариками, – что обрек двенадцать тысяч человек на смерть от голода и холода. Один французский монах из аббатства Сен-Дени обвинил Генриха в том, что тот злоупотребляет «правом королей наказывать непокорных». Всякого вооруженного человека, отказывавшегося ему сдаться, казнили, а однажды Генрих повелел заживо похоронить дезертира на глазах у его пришедших в ужас товарищей. Когда пал Кан, две тысячи человек согнали на рыночную площадь и перебили, так что по городским улицам потекли реки крови. Сам Генрих предпочитал не слышать крики убиваемых горожан, пока не наткнулся на обезглавленный труп женщины с мертвым младенцем на груди. Только тут он приказал прекратить резню, хотя по-прежнему дозволял своим солдатам грабить и насиловать. Когда он проезжал мимо на своем боевом скакуне, суровый и беспощадный, толпы охваченных ужасом людей падали на колени, моля о милосердии.