Регентский совет состоял из двадцати лордов и епископов. Одним из его неофициальных приоритетов была защита интересов аристократии, а его членов вознаграждали за участие в делах государства, время от времени выделяя им щедрые пожертвования и голосуя за пожалование им внушительных сумм. Кроме этого безвозвратного выделения денежных средств самим себе, особой коррупции среди членов совета не наблюдалось. Большинство его членов искренне старались достойно править королевством и осуществлять прерогативы короля. Совет, пытаясь объединить аристократию и простой народ, изо всех сил тщился следовать политике Генриха V и достиг в этом определенного успеха. Тем не менее несовершеннолетие юного короля давало и без того могущественной знати идеальную возможность расширить сферу своего влияния и упрочить свою власть, и расхождения между членами самого совета отразились в формировании аристократических группировок, соперничающих за награды, которые обеспечивала высокая должность.
Главную роль в совете играли Глостер и Бофорт, раздорам которых предстояло влиять на английскую политику следующие двадцать пять лет. Соперничество между ними не ослабевало ни на миг и превращалось в смертельную вражду: один пытался хитростью или силой погубить другого, а их ожесточенные распри к 1422 году привели к расколу в совете. Глостер был убежден, что войну с Францией следует продолжать, тогда как Бофорт, видя успехи французского войска, возглавляемого Жанной д’Арк, и недостаток средств на родине, к 1430 году уверился, что единственный выход – это заключение почетного мира. Приезжая в Англию, Бедфорд пытался взять на себя роль посредника между ними, но без особого успеха. Впрочем, большинство советников делали все, чтобы соперничество Глостера и Бофорта не подорвало нормальную работу правительства, и изо всех сил старались показать, что совет выступает единым фронтом. Кроме того, многих заботило соблюдение закона и порядка, все чаще нарушаемого на местном уровне, хотя преступность еще не сделалась тем невыносимым злом, каким она станет несколько позднее. Когда с Глостером повздорил граф Марч, то в интересах сохранения единства его поспешно отправили от греха подальше в Ирландию, где, подобно своему отцу и деду, он стал служить на посту лорда-наместника, получая заоблачное жалованье 5000 марок в год.
Следовательно, как ни странно, несовершеннолетие короля выдалось на удивление мирным периодом. Никто ни разу публично не подверг сомнению право короля на престол, не произошло ни единого восстания. Если учесть всю сложность задач, которые ему пришлось решать, совет правил ответственно и весьма недурно.
В начале 1423 года законным опекуном короля был назначен грозный и всеми почитаемый Ричард де Бошан, граф Уорик. 21 февраля дама Алиса Батлер, леди, которую описывали как «мудрую и многоопытную», назначили королевской гувернанткой, и совет от имени короля дал ей «право время от времени наказывать нас в разумных пределах», ибо «в нашем нежном возрасте нас надлежит наставлять и обучать хорошим манерам, наукам и прочему, что пристало особе королевской крови». Кроме того, запрещалось «досаждать даме Алисе, оскорблять или унижать ее» в будущем за то, что она подвергала своего монарха порке.
Впервые Генрих VI появился на публике при открытии сессии парламента в ноябре того же года, в возрасте примерно двух лет. В субботу, 13 ноября, королева Екатерина привезла его из Виндзора и остановилась на ночь в Стейнсе. Воскресным утром Генриха хотели посадить в паланкин, в котором предстояло перевезти его в Кингстон, но тут он «принялся кричать, плакать, биться и упорно не желал двигаться далее. Что бы ни придумывала королева, дабы успокоить его, он никак не хотел уняться». Он так кричал, что в конце концов она подумала, уж не занемог ли он. Наконец «его снова унесли на постоялый двор, и там он пребывал целый день. В понедельник его отнесли в карету [паланкин] его матери, причем к тому времени он повеселел и укрепился духом, и они отправились в Кингстон».
В среду, 16 ноября, «он прибыл в Лондон, в настроении радостном и бодром, на коленях у матери в карете проехал по всему городу до Вестминстера, а утром был привезен в парламент», опять-таки на коленях у матери, на переносном троне, который влекли белые лошади. «Странное это было зрелище, и впервые предстало оно взорам англичан: они увидели, как младенец на коленях у матери, еще не умеющий даже говорить на родном своем языке, по праву самодержавного монарха открывает парламент. Однако так все и было, и королева озарила блеском публичное собрание сословий, явив ему своего царственного младенца».