Я вернулся в автобус; когда он пришел, я предложил ему занять место у окна, и он поспешил согласиться. Две немки в спортивных костюмах вздумали пройтись по каменистой равнине; но продвигались они с трудом, не помогали даже кроссовки на толстой подошве. Шофер несколько раз погудел, чтобы поторопить их; они вернулись, медленно покачиваясь, словно два непомерно больших эльфа.
Остальная часть экскурсии проходила по той же схеме. Дорога была проложена в промежутке между отвесными скалистыми стенами с точностью до сантиметра. Через каждую тысячу метров открывалась расчищенная бульдозером площадка, о которой заранее предупреждал дорожный знак с изображением старинного фотоаппарата. Там автобус останавливался, и участники экскурсии, теснясь на нескольких квадратных метрах асфальта, принимались фотографировать. Им казалось нелепым, что все толкутся на этой маленькой площадке, и каждый пытался выделиться, выбирая кадр по-своему. Внутри группы мало-помалу возникали дружеские связи. Хоть у меня не было с собой аппарата, я ощущал себя заодно с бельгийцем. Если бы он попросил меня помочь поменять объектив или убрать фильтры, я бы это сделал. Так у меня обстояло дело с этим бельгийцем. А в смысле секса меня больше привлекали туристки из Германии. Это были две рослые девицы с тяжелыми грудями, очевидно, лесбиянки; но я очень люблю смотреть, как две женщины мастурбируют и лижут друг другу щелку; однако у меня нет знакомых лесбиянок, и на такое удовольствие рассчитывать не приходится.
Кульминационным моментом экскурсии — как в плане топографии, так и в эмоциональном плане — было посещение места под названием «Страж Тиманфайи». На то, чтобы грамотно воспользоваться возможностями, какие предоставляются в здешних местах, нам отвели два часа свободного времени. Вначале один из гидов продемонстрировал нам аттракцион, чтобы мы поняли: под нами — действительно вулкан. В узкую трещину в земле опускали отбивные котлеты; когда их доставали, они были изжарены. Кругом слышались крики и аплодисменты. Я узнал, что немок зовут Пэм и Барбара, а бельгийца — Руди.
Затем нам предлагались различные виды развлечений. Можно было заняться покупкой сувениров или посетить ресторан с изысканной кухней разных народов. Те, кто увлекался спортом, могли прокатиться на верблюде.
Я обернулся и заметил, что Руди подошел к стаду, в котором было десятка два верблюдов. Не сознавая грозящей ему опасности, заложив руки за спину, словно любознательный ребенок, он приближался к чудовищам, тянувшим к нему свои длинные, гибкие, змееподобные шеи, увенчанные маленькими свирепыми головками. Я поспешил к нему на помощь. Среди всех животных, какие есть на свете, верблюд, бесспорно, одно из самых агрессивных и злобных. Мало кто из высших млекопитающих — разве что некоторые обезьяны — кажутся настолько люто-злобными. В Марокко нередки случаи, когда верблюд отхватывает несколько пальцев у туристки, попытавшейся его погладить. «Говорил ведь даме: будьте осторожнее, — лицемерно сетует погонщик. — Верблюд сердитый…»; а верблюд между тем с аппетитом сжирает оторванные пальцы.
— Поосторожнее с верблюдами! — весело крикнул я. — Впрочем, это дромадеры.
— А в словаре «Робер» сказано: «одногорбый, или аравийский, верблюд», — задумчиво заметил Руди, однако не сдвинулся с места.
В эту минуту вернулся погонщик и изо всех сил стукнул палкой по голове ближайшего верблюда, тот попятился, чихнув от бешенства.
— Camel trip, mister?[5]
— Нет-нет, я просто смотрю, — загадочно ответил Руди.
Немки подошли тоже, они восторженно и возбужденно улыбались. Мне очень хотелось посмотреть, как они будут взбираться на верблюдов, но следующая прогулка должна была начаться только через пятнадцать минут. Чтобы убить время, я зашел в сувенирную лавку и купил там брелок для ключей в виде вулканчика. Потом, когда мы поздним вечером возвращались в отель, я сочинил стихотворение в честь французских поэтов-герметиков:
«Денек выдался на славу, — подумал я, вернувшись к себе в номер и изучая содержимое мини-бара. — Нет, правда, отличный был денек…»
Был вечер понедельника. Пожалуй, на этом острове можно сносно провести неделю. Не так чтобы очень увлекательно, но сносно.
глава 4
Я спокойно разговариваю;
я спокойно живу;
я продаю телефоны в марте,
в апреле и в сентябре.
Когда проводишь дни на пляже — как, впрочем, и всегда в жизни, — единственный приятный момент — это завтрак. Я подходил к стойке три раза: чорисо, яичница… зачем себе в чем-то отказывать? Так или иначе, раньше или позже, но мне надо было идти в бассейн. Немки уже заняли себе места, разложив на пластиковых стульях пляжные полотенца. За соседним столиком какой-то усатый бритоголовый верзила пожирал холодное мясо. На нем были кожаные брюки и футболка с надписью «Motorhead». С ним была женщина совершенно непристойного вида, ее огромные силиконовые груди выпирали из крохотного лифчика бикини; розовые латексные треугольнички прикрывали только соски. По небу неслись облака. Как я понял чуть позже, облака постоянно движутся над Лансароте в восточном направлении, но никогда не проливаются дождем; на этом острове осадков практически не бывает. Все великие идеи, какими прославилась западная цивилизация, будь то в Иудее или в Греции, родились под неизменным, утомительно синим небом. А здесь было иначе; небо все время напоминало о себе.
Салоны отеля «Бугенвиль Плайя» в этот ранний час были безлюдны. Я вышел в сад и несколько минут прогуливался среди цветущих кустов — наверно, это были бугенвиллеи, а может, и нет, мне, во всяком случае, было наплевать. В клетке сидел попугай и смотрел на мир круглыми хищными глазами. Он был громадный — впрочем, я слышал, что попугаи иногда доживают до семидесяти или даже до восьмидесяти лет и растут всю жизнь; некоторые экземпляры достигают метровой длины. К счастью, в это время их поражает инфекционная болезнь с летальным исходом. Я прошел мимо клетки и углубился в обсаженную кустами аллею, как вдруг услышал за спиной: «Ты дурак! Ты дурак!» Я обернулся: да, это был попугай, теперь он верещал: «Дуррак! Дуррак!» без умолку, со всевозрастающим возбуждением. Я ненавижу птиц, и обычно они платят мне тем же; если, конечно, попугая можно назвать птицей. Как бы там ни было, он сделал ошибку, попытавшись схитрить со мной; другим птицам я сворачивал шею и за меньшее.
Аллея все извивалась среди цветущих кустов, пока не оборвалась у короткой лестницы, ведущей на пляж. Какой-то турист из Скандинавии, с трудом сохраняя равновесие на крупной гальке, медленно проделывал упражнения китайской гимнастики «тай-ши-хуан». Вода была серого, в крайнем случае — зеленого, но уж никак не синего цвета. Хотя остров принадлежал Испании, в нем не было ничего средиземноморского: мне следовало признать это. Я прошел метров сто вдоль кромки прибоя. Океан был прохладным и слегка волновался.