Он сел и принялся старательно завязывать мокрый неподатливый шнурок.
Нет ничего хуже, чем ждать. Это известно всем — и взрослым, и детям, и юным волшебникам, и самым обыкновенным ребятам. Пётр уже достал фонарик, как вдруг услышал знакомый хруст и скрежет металла. Он успел отскочить, круглый нож опустился и закачался. Ларин закрыл глаза и стал приближаться спиной к маятнику, не обращая внимания на обрубки признаков. Он понимал: чем больше плоскость соприкосновения, тем лучше примагнитишься. Пётр раскинул руки и стал к маятнику спиной, думая лишь о том, что ему очень нужно приклеиться к металлу. Прежде чем маятник взмыл вверх, мальчик почувствовал, что его ноги болтаются в воздухе.
Пётр вспомнил, как когда-то в детстве зимой на балконе он прикоснулся языком к жестяной водосточной трубе. Язык приклеился так крепко, что он не знал, как его оторвать. Кусочки кожи остались на трубе.
«Сейчас главное — взлететь и соскочить, а то так и буду болтаться в этом дурацком колодце и падать на призраков», — мысленно сказал себе Ларин.
Цепь накрутилась на барабан, маятник висел, а на нём висел мальчик и не мог оторваться.
«Да что это такое? — разозлился он на себя. — Наверное, это происходит потому, что я все свои мысли сконцентрировал на том, чтобы удержаться на ноже, а надо подумать о каких-нибудь пустяках. Например, вспомнить Кристину Дроздову с её глупыми песнями и дёрганьями».
Нож уже начал опускаться, и Ларин едва успел схватиться отклеившимися руками за толстую балку.
Там, куда он попал, было гораздо светлее, горели факелы, прикреплённые к стенам, слышались стоны и крики.
«Где же я?» — подумал мальчик, опасливо оглядываясь по сторонам и продвигаясь к стене. Некоторые факелы чадили, дым клубился над ними. Но он не был таким вонючим, как воздух в первом подземелье.
«В каком я времени? На сколько столетий назад в прошлое попал? И механизмов сейчас таких уже нет. Аппарат, поднимавший нож… такие механизмы были, наверное, лет двести-триста назад», — рассуждал Ларин.
Пётр двигался в том направлении, откуда слышались голоса, стоны и крики. Через пару минут он оказался во владениях палача. На голове палача была тёмная маска с прорезями для глаз. Широкий кожаный пояс, толстые кожаные рукавицы. Палач был не один, с двумя помощниками, бритоголовыми, по пояс голыми. На стенах и на столах были разложены приспособления и инструменты: всевозможные щипцы, свёрла, тиски, топоры, пилы, сабли, ножи с маленькими и огромными лезвиями. На стенах висели ржавые цепи и кандалы, в печи полыхало и гудело пламя.
«Наверное, они собираются кого-то пытать», — подумал мальчик, глядя, как один из помощников палача берёт связку ключей на огромном кольце и открывает дверь, из-за которой и слышались стоны и крики.
На Ларина никто не обращал внимания, словно его и не существовало. Он подошёл, потрогал щипцы, проверил, остро ли заточен топор. Топор был заточен, как бритва, на пальцах даже выступила капелька крови, и Ларин её слизнул.
«Кого же они будут пытать?» — недоумевал он.
Ждать пришлось недолго. Помощник вывел молодого парня, ноги и руки которого были скованы цепями. Парень пытался вырваться, но слишком неравными были силы.
— Ты украл у боярина лошадь, — глухо прозвучал голос палача, — и поэтому твоя голова должна быть отрублена.
— Я не крал лошадь! Это был мой конь! — выкрикнул парень. — Я сам его вырастил, а боярин забрал у меня, отнял.
— Ничего не знаю, — спокойно сказал палач, — у меня есть приказ отрубить тебе голову.
По грязным щекам парня покатились слёзы. Он уже даже не сопротивлялся. Тогда помощники палача заломили ему руки и положили парня грудью на огромную дубовую колоду. Вся поверхность была в засохшей крови. Палач взял со стола вначале один топор, а затем тот, лезвие которого проверял Пётр Ларин. Топор был тяжёлый, со сверкающим серповидным лезвием.
«Я должен что-то сделать! Может, он и в самом деле невиновен? Я должен его спасти», — решил Пётр.
Ларин вытащил из-за пояса фонарик и навёл на палача, вскинувшего над головой топор. Но ничего не произошло. Фонарик был дан мальчику лишь для собственного спасения.
«Нет, — сжавшись, подумал Пётр, — нет, я не хочу!»
Топор уже летел, на лезвии вспыхивали красные блики огня, полыхающего в печи.
— Не хочу этого, — выдохнул мальчик.
Тяжёлый топор ударился обо что-то невидимое. Полетели искры, орудие выпало из рук палача. Помощники не сразу поняли, что произошло. Палач сел прямо на пол, стянул с головы маску. Его лицо было бледным, толстые губы дрожали. Он сидел так довольно долго. Помощники переглядывались друг с другом, боясь вымолвить слово.