— Физрук сегодня приходил. Разговаривали, но так тихо, что Клара не слышала о чём. А на следующий день Изольда встречалась с ним на спортивной площадке, и он её к дому проводил.
Через несколько дней, когда все школьники собрались в столовой за длинным столом и готовились начать завтрак, раздалось назойливое бибиканье автомобильного клаксона. Оно не прекращалось минут пять. Преподаватели покинули столовую, а дети заспешили следом. Зрелище было прелюбопытное. Перед коваными воротами стоял огромный чёрный автомобиль со сверкающей выхлопной трубой, золочёной радиаторной решёткой и золочёными колпаками на колёсах.
— Ух ты! — удивлялись мальчишки.
Было в этом автомобиле что-то фантастическое, почти сказочное. Сейчас на дорогах Москвы и Питера на таких не ездят.
— Прямо какой-то голливудовский, — сказал Тарас Ващенко.
На непрекращающееся бибиканье автомобиля охранник открыл ворота, и машина, выпустив из недр мотора настоящее облако дыма, покатилась на территорию.
Автомобиль доехал до крыльца, на котором стояли педагоги и директор, и, судорожно дёрнувшись, остановился. Дети расплющили лица о стёкла, рассматривая диковинку и предчувствуя, что сейчас произойдёт нечто любопытное.
Из машины выскочили двое в красных шёлковых рубашках и меховых жилетах. Они открыли заднюю дверь, отступив на шаг от машины. Показался чёрный хромовый сапог, затем второй, и, наконец, из машины выбрался огромный черноволосый мужчина в бобровой шубе. На висках его серебрилась седина, а в ухе поблёскивала массивная золотая серьга. Бархатные штаны были заправлены в голенища, фиолетовая рубашка — с расстёгнутыми верхними пуговицами, из-под которых виднелись массивные золотые цепи. Вообще, золота на цыгане было много. А когда он открыл рот, осеннее солнце засверкало на золотых зубах.
— Здравствуй, Илья Данилович! Слушай, я говорить с тобой приехал.
— Здравствуйте, — поприветствовал Илья Данилович. — Пройдёмте ко мне в кабинет.
— Зачем в кабинет? Мы, цыгане, — народ вольный и ни от кого ничего не скрываем.
Цыганский барон картинно взмахнул руками, полы бобровой шубы, подбитые алым шёлком, раскрылись, как два огромных крыла.
— Меня к тебе цыганский народ послал, но есть у меня к тебе и личный интерес. Земфира, внучка моя, кровь от крови, плоть от плоти, нет у меня дороже, чем она. Говори, куда её подевал?
Цыганский барон взмахнул пальцами в массивных перстнях, украшенных яркими камнями, и один из его людей вложил в руку раскуренную трубку с золотым чубуком. Барон важно затянулся, выпустил дым, свёл брови к переносице и принял угрожающий вид.
— Мы её повсюду ищем, — ответил директор. — В Санкт-Петербурге, Москве и на всех станциях портрет её расклеили с просьбой отозваться тех, кто видел её.
— Плохо, значит, ищешь. Я тебе её доверил, а ты не уберёг. Я бы её на следующий год замуж отдал. Цыганка должна жить в таборе вместе со своим народом. Ты упросил, чтобы я её отпустил. Верни мне внучку! — цыганский барон швырнул на землю трубку. Один из его людей быстро подхватил её и унёс в машину. — Слушай моё слово: не найдёшь внучку мою, цветок наш Земфиру, — проклянёт тебя весь народ цыганский на веки вечные. Не будет тебе покоя нигде, а школу твою закроют, разнесут по кирпичику.
Дети с интересом следили за происходящим, им не приходилось видеть цыганского барона.
— Ну и дед у Земфиры! — сказал один из мальчишек.
А Лёвка Морозов мечтательно произнёс:
— Вот бы мне к нему! Он и на коне, наверное, скакать умеет.
А девчонки шушукались о том, что Земфира через год могла замуж выйти, и пытались представить себе цыганскую свадьбу с бубнами, гитарами, медведями и множеством всяких украшений.
— Она что, в самом деле из табора? — спросил у Сони Тарас Ващенко.
— Это называется у них табор, а там целый посёлок. Большие дома, в каждом доме семья…
— A-а, а я думал, что они в кибитках по степи ездят, костры по ночам жгут, на гитарах играют, песни поют, коней пасут.
— Такое только в кино бывает.
— Я всё сказал, — садясь в машину, констатировал цыганский барон. Его люди захлопнули дверцу, и машина, выдохнув клубы дыма, развернулась прямо перед крыльцом — огромная, сказочная, с большой серебряной подковой, сверкающей над бампером, — покачиваясь, она торжественно поплыла к воротам.