Наталья Ивановна быстро уставала. Время от времени она присаживалась на маленький диванчик, сжимая мокрый от слёз платок. Не могла поверить, что человека, с которым столько лет они прожили вместе, больше нет.
Вошёл Егор Вячеславович. Захар поднялся, подал завучу руку для приветствия.
— Ну как она? — спросил завуч.
— Плохо, — ответил Захар, — места себе не находит. Никак привыкнуть не может, что Ильи Даниловича нет. Надо что-то делать. «Вы же волшебники, а не я», — говорил взгляд садовника.
Завучу оставалось лишь качать головой:
— Если бы я знал, что предпринять, Захар, я бы давно уже это сделал. Но ты же понимаешь, что если Илья Данилович не смог себя спасти, то я тоже бессилен. Хотя у меня есть некоторые соображения.
Егор Вячеславович вошёл в кабинет бывшего директора. Наталья Ивановна кивнула ему. Завуч присел рядом.
— Держитесь, Наталья Ивановна, — смог только сказать на протяжении тягостного молчания завуч.
— Да-да, спасибо, Егор Вячеславович… Вы звонили в больницу? — спросила Наталья Ивановна. — Что со Светланой Катионовной?
— Звонил. Разговаривал с главным врачом, они назначили консилиум. Случай сложный. Два профессора будут её осматривать, а пока делают анализы.
— Как всё плохо! — воскликнула жена директора.
— А кому это может понравиться? — на скулах завуча заходили желваки.
— Если вы к ней поедете, передайте от меня привет, — попросила Наталья Ивановна и, вытащив ящик письменного стола, начала складывать карандаши, авторучки и гусиные перья в картонную коробку из-под обуви.
Егор Вячеславович, не прощаясь, покинул раньше такую гостеприимную квартиру.
Ларин, Шубин и Туманова сидели втроём в полутёмной комнате.
— Ведь мы же можем для неё хоть что-нибудь сделать! — сказала Софья и посмотрела на ребят.
В сумраке комнаты она не видела их лиц, но по опущенным рукам догадалась, что настроение у ребят никуда не годится.
— Ну, что же вы такие? — Туманова сорвалась со своего места. — Она ведь для нас столько сделала, она ведь нас положительной энергией заряжала! Она меня, можно сказать, спасла!
— Я думаю, — начал Ларин. — Да если бы мы могли, мы бы с Артёмом ей все силы отдали!
— Хоть бы весточку от нас как-нибудь передать. Письмо… — мечтательно произнесла Софья.
Ларин хлопнул в ладоши:
— Ну, допустим, переносить вещи на расстояние я не умею, но ты же можешь? — он толкнул Артёма в плечо.
— Могу. Ну и что из того?
— А это запрещено, — возразила Туманова.
— А мне плевать, — ответил Шубин. — Что надо перенести?
— Вот из оранжереи букет красивых цветов прямо в палату! Она Проснулась бы утром, а на столе цветы.
— И что ты думаешь, Светлана Ка-тионовна сильно бы обрадовалась твоим цветам?
— Конечно! — воскликнула Туманова. — Цветам все радуются.
— Мне как-то всё равно, — пожал плечами Артём.
— Ты бесчувственный чурбан, Шубин! — надменно произнесла Туманова.
— Я? — возмутился Артём.
— Вот и пошутить уже нельзя. Сейчас принесу цветок сначала в комнату. А вместе с горшком сможешь? — спросила Соня.
— Смогу, если не очень большой.
— Обыкновенный горшочек, маленький. Ты что, разве не помнишь, у меня на подоконнике алый цикламен растёт?
— Не помню, — буркнул Шубин, — я на цветы редко внимание обращаю.
— Так я побежала за цветком!
— Зачем? — сказал Шубин, глядя в голубоватый потолок. — Я могу спокойненько взять его из твоей комнаты и отправить Светлане Катионовне.
— Так давай, действуй.
— Только, пожалуйста, не отвлекайте меня. Лучше выйдите из комнаты и походите по коридору. Мне надо, чтобы была полнейшая тишина.
— Пошли, не будем ему мешать, — Туманова взяла за локоть Ларина, и они вышли в коридор.
Подошли к окну и стали смотреть на падающие на землю белые снежинки.
— Ой! — вдруг воскликнула Туманова, указывая пальцем в направлении фонаря над дорожкой.
Ларин поправил очки и прилип к оконному стеклу. А затем вначале тихо, сдерживаясь, а затем всё громче и громче начал смеяться. Захохотала и Туманова.
— Вы чего мне мешаете? — выскочил из комнаты Шубин.
— Артём, иди сюда. Вон, смотри, под фонарём.
Ларин отодвинулся в сторону. Артём приник к стеклу.
— Что-то я не понял… Это что, директриса? Директриса? — на разные лады повторил Артём и уже не смог сдержать смех.
Под фонарём стояла слепленная из снега скульптура в человеческий рост с нарисованными на лице очками, тонкими ярко-красными губами, заколкой в волосах из пакли, очень смешная и нестрашная. Фигура была невероятно похожа на Людмилу Афанасьевну.