— А голос?
— И голос тоже. А вот эта ладья, знаешь кто?
— Нетрудно догадаться. А почему ты думаешь, что не наоборот? — спросил Шубин.
— А вот это физрук, — Ларин поднял коня, затем вернул на прежнее место. — Правда, он не в кимоно, но представить себе не трудно.
— Хорошо, а дальше что?
— Я думаю, что чёрные постараются нас использовать в своих интересах. Мне кажется, — прошептал Ларин, — что и новенькие с ними. Хотя пока это неясно, но вскоре Злата и Инга скорее всего будут с ними. Зачем они их в школу зачислили? И мыши-вампиры в школе появились не случайно. Я думаю, что, если директриса ещё пару раз к себе Туманову вызовет на дружескую беседу, она её окончательно лишит воли.
— Что-то делать надо, слышишь, Ларин? Я ведь ещё здесь, родители решили оставить меня в школе до зимних каникул. Так что ты не один.
— Пока не один.
Пётр вздохнул, затем толкнул в плечо Шубина, и они рассмеялись, хотя настоящего повода для веселья не было.
— А знаешь что, Артём, — лежа на полу, прошептал Ларин, — я думаю, нам надо сдаться.
— Как сдаться? — не поверил услышанному Артём.
— Прикинуться, что мы такие хорошие, мягкие и пушистые, как мышки летучие.
— Бр-р-р! — фыркнул, отстраняясь от Ларина Шубин. — Ты что такое несёшь?
— Мы должны подчиниться.
— Я не буду, ты меня даже не уговаривай. И остальным скажу.
— Послушай, Артём, — голос Ларина стал строгим, — мы должны прикинуться, что во всём согласны с директрисой и её новыми порядками. Мы должны усыпить её бдительность. Представляешь, ведь мы даже из школы выйти не можем, у нас руки связаны. А когда они потеряют бдительность…
— Что тогда?
Договорить не дала Софья Туманова, которая, дважды стукнув в дверь, влетела в комнату. Мальчишки как лежали на полу, так и остались лежать.
— Ты чего? — спросил Ларин.
— Вот вы тут лежите, а там опять эти… бегают.
— Кто?
— Да эрдманы мерзкие! Они уже везде — и на первом этаже, и на втором, и, наверное, на крыше сидят. А мы ничего сделать не можем.
— Рогатку у меня директриса отобрала. А какая была рогатка, Туманова! Ты бы пару раз из неё выстрелила…
— И не хочу я про твою рогатку, Артём, думать. Мне мама звонила.
Ребята тотчас приподнялись, встали с пола, сели на кровать.
— Ну, и что?
— Есть очень интересная информация. — Ребята смотрели на Туманову выжидающе. — Моя мама знает нашу директрису. И Элеонору Аркадьевну тоже знает.
— И что она говорит? — осведомился Шубин.
— Говорит, что они учились в одном классе, а затем вместе куда-то уехали.
— А куда, она не знает?
— Но они и тогда были злыми. Так что рассчитывать на что-либо хорошее нам не приходится. И если мы сами себе не поможем, помочь нам некому.
— Поможем, — сказал Ларин и принялся объяснять Тумановой, как следует усыпить бдительность новой директрисы и втереться к ней в доверие.
— Я этим заниматься не буду, — категорично заявила Софья. — А вы как хотите.
— Она же тебя, Соня, опять усыпит.
— Не усыпит. Я не поддамся. Я уже не буду такой глупенькой.
— А это от тебя не зависит.
— Зависит. У меня кое-что есть, но я вам пока не скажу. Пойдёте смотреть эрдманов? Там пару новеньких появилось. Любопытные, между прочим, экземпляры, с чешуёй на спине.
— Бр-р-р! — сказал Шубин.
— Пойдём, Артём, глянем. Врагов следует знать в лицо и в спину.
Шубин тоже поднялся. Руки у него чесались.
— Взять бы рогатку да пострелять в этих мерзких тварей!
Но не успели ребята выйти из комнаты, как погас свет. Ларин подошёл к выключателям и принялся щёлкать.
— Стой, Соня, в коридор не ходи, — удержал девочку Шубин. — Сейчас включат свет, так не бывает, чтобы долго электричества не было.
— Ой, смотрите, смотрите! — воскликнула Соня, подбегая к окну.
За окном началась такая метель, что деревьев в десяти метрах от здания не стало видно. Сплошная пелена снега вертелась за стеклом.
— Ничего себе! — прошептал Ларин. — Я такого в жизни не видел. Прямо каша манная.
И тут раздался грохот. Ребята вздрогнули.
— Что это? — спросила Соня.
— Не знаю, взрыв какой-то…
Громыхнуло ещё и ещё раз.
— По-моему, это гром, — не слишком уверенно сказал Шубин.
— Точно, гром!
— Зимой? Это невозможно.
— Возможно, — сказал Ларин, отвечая на вопрос Тумановой. — Ещё как возможно!
Он стоял у окна, окаменев. С громом и молнией были связаны самые плохие воспоминания в его жизни. Он ненавидел грозу.