Высоко в небе полыхнула молния. Снежинки вспыхнули в фосфорическом свете, но от этого света воздух прозрачнее не стал. Деревьев так и не стало видно.
— Такое впечатление, — сказала Софья, — что наша школа, как «Титаник», медленно идёт ко дну. Скоро рыбы за окном появятся, и мы медленно утонем.
— Что же со светом? — Шубин открыл дверь в коридор. Там было темно. — Эй! — громко крикнул он. — Что, нигде света нет? Эй, эй, дежурные, сделайте свет!
— Нет света, — раздался из темноты отражённый эхом голос.
— Кто это кричит? — спросил Шубин у Ларина.
— Не знаю, — передёрнул плечами Пётр. — Дверь лучше закрыть на ключ.
Ребята сидели в тёмной комнате за запертой дверью и смотрели в окно. Иногда вспыхивала молния, и холодный свет на несколько мгновений заливал комнату, делая лица ребят белыми, а самих ребят похожими на привидения. Чёрные тени, как бархатные крылья, метались по стенам.
— Кто-то дышит за дверью, — прошептала Туманова.
Пётр повернулся, посмотрел на дверь, затем, повернув ключ, открыл.
— Не бойся, здесь никого нет.
ГЛАВА 14
Три дня ученики спецшколы номер семь вели себя как шёлковые. Они выполняли все распоряжения директрисы Элеоноры Аркадьевны, Изольды Германовны, Спартака Кимовича. Никто больше с учителями не спорил, все домашние работы выполнялись. Летучих мышей Элеоноры Аркадьевны больше никто не поджигал, они свободно летали в кромешной тьме кабинета, попискивая и касаясь детей. В коридорах ребята не шумели.
Артём Шубин скрежетал зубами, и Пётр Ларин, видя, как мучается приятель, иногда во время перерыва подходил к нему, крепко сжимал локоть и шептал на ухо:
— Артём, я знаю, тебе тяжело. Но потерпи, пожалуйста, ещё немного. Пусть она поверит, что мы такие, как она.
Людмила Афанасьевна Шмель ходила по школе с улыбкой. Наконец в школе воцарился тот порядок, который ей был нужен. Дети стали покорными, притихли, свой характер не показывали. И она уже вынашивала планы, как станет их перевоспитывать, превращая в служителей тёмных сил.
Новая директриса вместе с Изольдой Германовной и Элеонорой Аркадьевной, с которыми она не разлучалась, появилась в столовой во время завтрака. Дети положили вилки и ложки, отставили чашки. Руки у всех лежали на коленях. Директриса обвела столовую торжествующим взглядом. Элеонора поблёскивала стёклами чёрных очков, в которых отражались замершие дети и длинный стол, составленный из отдельных столиков.
— Дорогие мои, — голос директрисы уже не звенел, как прежде, но обжигал. — В последнее время произошло много всякого. Поначалу у нас с вами возникло непонимание. Но сейчас я вижу, и ваши учителя это подтверждают, — директриса взглянула на Изольду Германовну, затем на Элеонору Аркадьевну, — что в школе наблюдаются разительные перемены. — Дети сидели молча. — Думаю, я смогла заменить вам Илью Даниловича.
Пальцы Ларина под столом сложились в фигу, а на лице появилась угодливая улыбка. Многие радостно закивали, особенно усердно кивала, глядя на директрису, Лиза по кличке Сладкоежка. И новенькие Злата и Инга угодливо улыбались, словно им щекотали пятки.
— Я вижу, многие из вас стали меня понимать и согласны учиться дальше. Так вот, хочу вам сообщить, что с сегодняшнего дня, с этой самой минуты, снимаются ранее установленные мною запреты. Всякое повиновение должно быть поощрено. Поэтому сразу после завтрака вы можете ознакомиться со списком учеников, которым позволено покидать здание школы, гулять по территории, пользоваться библиотекой, смотреть телевизор, иметь в комнате магнитофон. Девочки могут носить украшения.
При Илье Даниловиче Преображенском дети вскочили бы со своих мест, многие даже забрались бы на скамейки, стали бы кричать «ура», хлопать в ладоши и по-настоящему веселиться. Сейчас же никто даже не вскрикнул, все дружно захлопали.
Директриса затаила дыхание, на подобный успех она не рассчитывала.
— А за поведением остальных и я и учителя будем наблюдать ещё некоторое время. Надеюсь, что те, чьих фамилий нет в списках, одумаются. К счастью, их осталось немного.
Дети, не вставая с мест, дожидались, пока директриса и учителя не покинут столовую, затем стали знакомиться со списками. В списке, висевшем на стенде, не было фамилий Шубина, Колыванова, Мамонтова и ещё нескольких.